Эпилог
И в этой всеобщей радости все как-то забыли об очень важных словах судьи: "Дело, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, отправляется на доследование". И никому в голову не пришел совсем простой вопрос: "А кто же все-таки стрелял в Миро!.."
Все радовались, а Люцита совсем загрустила. Очень, до боли в сердце, захотелось увидеть Миро. Зачем он только на этот суд приехал?.. Мало ему было недавней поездки в тюрьму, к Максиму? Вернулся оттуда совсем больной!
По-своему Люцита была даже счастлива из-за того, что Миро оказался в положении больного. Благодаря этому он позволял ей заботиться о себе, поправлять подушки, ходить к нему, подавать что-нибудь. А ведь это такое счастье — чувствовать, что нужна любимому человеку…
Люцита нашла Миро в скверике, на самой дальней скамеечке. Он прикорнул, сидя. Такой вот — гордый. Спрятался от всех. Никому не захотел показать свою болезненную слабость. Не попросил помочь добраться до табора. Но болезнь не обманешь — она настигла его, и борясь с ней, организм заснул.
Люцита подошла к спящему Миро, сердце защемило от нежной жалости.
Легонько, ласково коснулась его щеки. Он открыл глаза.
— Миро, извини. Тебе больно, плохо?
— Нет, что ты? — Миро попытался приподняться и поморщился от боли.
— Больно? Что ж ты скрываешь? И от кого — от меня?
— Ничего. Не страшно. Это погода, наверное… К дождю. Пройдет.
— Ну конечно — "к дождю"! — возмутилась Люцита. — Зря ты ходил на этот суд. Рана ведь еще не зажила.
— Зато узнал много интересного, — сказал вдруг Миро и нахмурился. — Обвинитель, мужик этот, очень ярко все расписал. Ты, оказывается, сказала, что видела, как Максим нес ружье из табора?
Люцита растерялась, замолчала — она к нему с любовью, а он к ней с вопросами.
— Но ведь Максим не мог взять это чертово ружье. Он же не вор и тем более — не убийца. Зачем ты так сказала? Зачем?
Жуткая боль сжала ее сердце и отбилась эхом во всем теле. То мать мучила, а теперь и Миро пристает с теми же вопросами.
И Люцита не сдержалась — закричала:
— "Зачем" да "зачем"? Потому что я ненавижу этого гаджо. Я сделала все, чтобы его посадили… Или ты хочешь, чтобы посадили меня?
Миро с недоумением посмотрел на нее.
— Да! Да! Что ты смотришь на меня? Это я стреляла! Я ту лощинку за кустами давно высмотрела, еще когда Баро своей конюшней хвастался. И дорожку неприметную, тесную, где на лошади только ускакать можно, тоже разведала!
— Ты стреляла… в меня?
— А почему нет? Ты же бросил в меня нож так, что к щиту припечатал!. — прокричала Люцита ему в лицо и тут же неожиданно сломалась, с крика перешла на плач. — Нет, Миро! Нет, мой миленький, не в тебя я стреляла, а в гадину эту, в Кармелиту! Но рука дрогнула. А как в тебя попала, очень испугалась. И ружье бросила. И на край света ускакать хотела. И потом перед всеми играла, мол, ничего не знаю… Но если бы ты не выжил, я бы себя тоже убила!
Люцита упала на траву, забилась в истерике.
Миро осмотрелся вокруг — не слышал ли кто, о чем они… Нет, хорошо, что никого рядом — и бросился успокаивать ее.
— Сестричка моя, постой, постой, успокойся! — крепко сжал в объятиях, прижав ее лицо к своей груди.
Люцита сначала забилась, словно птица в силках, потом успокоилась, затихла. Начала говорить, заикаясь, сквозь слезы:
— Ты не поверишь, Миро, но я помню каждое мгновение, когда с тобой общалась. С самого детства. Вот, как себя помню, лет с трех, так и тебя помню.
— Да… Хорошо… — все тем же успокаивающим голосом произнес он. — Я тоже все помню, сестричка…
— А еще, знаешь, я помню, как ты меня поцеловал. А ты вот забыл, наверно. Когда я упала с лошади. Не помнишь, нет?
Миро молчал, вспоминая.
— Ты подбежал ко мне и поцеловал. Мне тогда было лет пять, а ты был уже совсем взрослым.
Он улыбнулся:
— Ну как же — взрослым! Лет десять. И поцеловал я тебя как сестренку, чтобы ты не ревела.
— Ты будешь смеяться, но для меня это было очень важно.
— Нуты — дуреха, сестричка. Миро погладил Люциту по голове.
— Миро, а, Миро, — сказала Люцита просительным тонким голосом. — Забудь Кармелиту.
— Люцита…Люцита… Разве ж это от меня зависит, — грустно ответил он. — Ты пойми. Я люблю тебя. Правда люблю, но как сестренку. Не больше.
— И что же, теперь опять побежишь за ней? Будешь унижаться так же, как я перед тобой?
Миро промолчал, не зная, что сказать. Но внутренне он прекрасно понимал, что да, побежит. И будет в сотый раз говорить об одном и том же, ожидая, когда же Кармелита его полюбит.
Люцита тоже поняла, о чем он подумал. Мягко освободилась из его объятий, встала и пошла куда глаза глядят.