— Что значит, не против?
— Я хочу, чтобы ты переспала с моим мужем. Олеся широко раскрыла глаза.
— Да что ты так на меня смотришь? Я действительно хочу, чтобы ты переспала с моим мужем.
— Но зачем?
— А вот это не твое дело.
— Я вас не понимаю.
— А не надо меня понимать. Если тебе нужны деньги, я готова заплатить.
— Я не могу.
— Почему же? Он же интересный мужчина.
— Я не могу так!
— Перестань. Ты — нормальная баба, которой нравится успешный, женатый, породистый мужик. И жена его сдает тебе в прокат. Не будь же дурой. Извини, но тут только полная идиотка откажется.
Олесе хотелось сказать: "Значит, я и есть полная идиотка", но она промолчала.
— Так что, молчание — знак согласия?
— Нет.
— Это твое последнее слово?
— Да.
— И правильно. Молодец! — сказала Тамара, как будто именно такого ответа и ожидала.
Потом провела указательным пальцем по статуэтке. И тут же указала:
— А вот пыль тщательнее вытирай, а то в гостиной грязь повсюду.
Тамара ушла.
Олеся со всех сторон осмотрела статуэтку. На ней не было ни пылинки.
Вот уж правда: "Минуй нас, пуще всех печалей, и барский гнев, и барская любовь".
Особенно, когда гнев — от барыни, а любовь — от барина.
Пока Баро вел переговоры, Бейбут выпил пару стаканчиков вина (со словами: "Эх, елки-палки, пью в одиночку, как алкоголик"). Вино действительно оказалось красным-прекрасным.
Вскоре к нему присоединился Баро. И переговоры о сватовстве пошли куда успешнее, чем раньше.
— За счастье наших детей, — предложил тост Баро. Выпили.
— За мир и согласие в семье, — не остался в долгу Бейбут.
Опять выпили.
— За тихий сон наших предков, да будет земля им пухом!
И, конечно же, снова выпили.
После чего сделали небольшой перерыв для беседы.
— Спасибо, Баро, что ты так быстро с этими… как их… Астахами разобрался. А то, понимаешь, вино такое вкусное. Я пью и думаю: "Эх, елки-палки, пью в одиночку, как алкоголик".
— Не клевещи на себя, Бейбут. У алкоголиков не бывает таких прекрасных сыновей, как твой Миро! Вот породнимся, и будет у меня достойный преемник.
— Да, и мне тоже преемник нужен. Сейчас вот ему буду дела свои передавать.
— Слушай, Бейбут, ты только не обижайся, но я тебе одну умную вещь скажу. У тебя прекрасный сын, негоже ему ножики бросать… Особенно, в Кармелиту.
— Да боге ними, с этими ножиками. Я им с Кармелитой другой номер придумал. Ты не представляешь себе, какой это будет красивый номер!
Настоящий цыганский номер, степной…
— Ты хочешь сказать, что моя дочь будет кочевать в таборе с твоим театром.
— Ну конечно, куда муж — туда и жена. А как же? — вино заставило Бейбута забыть, что он хотел осесть. И табор весь хотел осесть. И Миро хотел осесть, особенно, если с Кармелитой. И театр ремонтировать начали…
— Моя дочь не создана для кочевой жизни. Она уже забыла ее.
— Но ты пойми Миро. Пойми его. Он вырос свободным, привык к свободе, к ветру, к шуму дождя.
— Бейбут, у меня такие лошади, что они вместе с Сашкой-конюхом заменят Миро все: и дождь, и ветер. Ты видел, какими глазами он на них смотрел.
— Так ты что, хочешь у меня сына украсть?! — грозно нахмурился Бейбут.
— Конечно хочу, — еще более грозно насупился Баро. — Непременно украсть! Ведь я же цыган. Забыл, что ли?
И оба рассмеялись, довольные такой смешной шуткой.
— Видели бы нас наши дети! Так мы об их свадьбе никогда не договоримся.
— И то верно. Пока вино не кончится, никак не договоримся.
— А вино у меня никогда не кончается. В общем, давай так, Бейбут. Пусть наши дети сами решают, какой жизнью жить.
— Не слишком ли много воли?
— Бейбут! Ты ли это говоришь: слишком много воли? А кто только что воспевал волю, ветер, шум дождя.
— Подло… Подло… — Бейбут дважды не вовремя икнул. — Подловил ты меня, Баро. Да уж, наши детки оба упрямы.
— И есть в кого, Бейбут.
— Так кто из нас уступит?
— Вижу, что никто. Этак наши дети до самой нашей смерти не поженятся.
— И то верно.
— Пусть, как решат, так и будет.
— Правильно. Там пускай и живут.
— Но только свадьбу будем справлять в моем доме.
— Хорошо. Засылать сватов?
— Как говорит Сашка…
И оба дуэтом выкрикнули: — А то!!!
Астаховы ходили по офису в возбуждении, предшествующем началу любого крупного проекта. Только вот Николай Андреевич иногда хмурился и махал рукой как будто отгонял надоедливую муху.
— Па, я тебя не понимаю, — не выдержал, в конце концов, Антон. — Ты получил такого мощного партнера и еще чем-то недоволен.