— Но почему ты раньше об этом не сказала? Там еще, в доме Рамира.
— А зачем говорить такое при всех? Да к тому же надо было домой приехать, проверить. Вдруг ружье очень похожее, но другое. Надпись-то мне некогда было разглядывать. Вот, Бейбут, и выходит, что в Миро стреляли из нашего ружья.
— Спасибо, что сказала правду. Только вот еще знать бы, на что эта правда выведет?
Да кто спорит, конечно, хорошо бы об этом узнать, да поскорее…
И когда Земфира вернулась домой, в палатку, ей вдруг показалась, что Люцита что-то недоговаривает. Хотя сама обо всем спрашивает. Попробовала поговорить с ней по-матерински строго. Не помогло.
"Да нет, — решила тогда Земфира, — померещилось. — Что Люцита может знать об этом? Просто она в своих муках душевных".
А был в таборе еще один житель, который ни с кем ни о чем не говорил.
Просто мучился в ожидания своего самого близкого друга. Торнадо знал, чувствовал, что с его хозяином что-то случилось. Ведь весь табор только и говорил: "Миро! Миро! Миро!".
И как ни бился Торнадо, как ни ржал неистово, отпускать его не хотели.
Оттого характер у него совсем испортился. Стал жеребец прежним: злым, неприступным. Так всегда бывает, когда любимого хозяина рядом нету.
Понял конь, что не от кого ждать подмоги. И тогда начал грызть привязь, жесткую, противную…
Потому что уже не мог жить без Миро.
С Зарецким встретились в городе, в маленьком безымянном баре.
Разговор насчет помещения для светкиного вернисажа получался очень нелегкий. Тот был не груб, но хмур и никак не давал согласия. Антон уж и так подходил, и этак. Но все впустую.
— Хорошо, господин Зарецкий, — подвел итог Антон. — Давайте мы с этой идеей, как говорится, ночь переспим, а завтра… Ну, завтра я к вам приеду.
И, надеюсь, мы все решим.
Тут Баро вообще смутился как-то не по-баронски. Ну как объяснишь этому парню, какой он зарок дал. И с этой выставкой глупо получается. Неправильно.
Астахов может подумать, что он против него что-то худое замышляет.
И тогда Баро заговорил совсем иначе, по-человечески:
— Антон, ты не обижайся. Но тут у нас обстоятельства так плохо складываются, что сейчас не до этого. Совсем не до этого.
— Я все понимаю. Бизнес! Вы решайте свои проблемы. А через несколько деньков я к вам приеду с развернутым проектом…
Ну вот опять — "приеду". Да как же ему объяснишь… А-а, надо правду говорить, чего там прятаться?
— И со своими проектами ко мне не приезжай, — и опять как-то обидно получается, не по-партнерски. — Ты лучше позвони…
Антон посмотрел на Баро подозрительно: зачем он крутит что-то непонятное.
— Только ты опять же не обижайся. У нас тут произошло… В общем, пока это все не закончится и не прояснится, — "это все" сказано было с большой болью. — Я поклялся, что ни один гаджо не переступит порог моего дома.
— Я, наверное, что-то не так сказал или сделал? — недоуменно спросил Антон.
— Нет, не переживай. Дело не в тебе. Это твой большой друг Максим Орлов все тебе объяснит, если только тебя к нему пропустят.
— Подождите, а что Максим?.. Он в больнице?
— Нет, в больнице не он. А Максим в тюрьме…
Больше Баро ничего не хотел говорить на эту тему, поэтому распрощались быстро.
И Антон попытался понять, что же все это значит. Но на этот раз его блестящая догадливость, так ярко проявившаяся в истории с побегом, дала сбой. И лишь одна ясная мысль посетила его: "Надо встретиться с Форсом, посоветоваться…"
Кармелита окончательно запуталась в своих чувствах, забилась в них, как мушка в клейкой паутине. Сердце, что с ним ни делай, как ни убеждай, тянется к Максиму. Душа болит за раненого Миро, а голова раскалывается от полного непонимания, что происходит и что делать.
Может, к Светке съездить? Подруга все-таки. Разговор с ней — лучшее лекарство… Только бы на Форса там не напороться. Уж очень не хотелось с ним фальшиво раскланиваться.
Света быстро открыла дверь. И было в ней что-то особенное — радостная искорка какая-то. Царапнула Кармелиту обида да зависть — вот кому-то хорошо, кто-то радуется. А она уж и забыла это чувство… Но тут же одернула себя.
Как не стыдно — подружке завидовать в том, что у нее что-то хорошее случилось!
А Света пригласила ее войти, проводила в дом, но почему-то не в студию-мастерскую, где они обычно сидели, а на кухню. По дороге подначивала:
— Боже мой, кто же к нам явился!? Удивительно, как нашли время.
И Кармелита поняла, что Света совсем не знает, о том, что случилось вчера. И не хочется ей говорить об этом. Все это еще раз переживать — не нужно.