— В смысле?
— Я могу у тебя переночевать?
— Нормально. А как же отец?
Света уже знала, что никакой отец сегодня не придет, но, на всякий случай, хотела проверить реакцию Антона.
Но ведь и Антон знал, что Форс сегодня уезжает с ночевкой. Поэтому он вполне мог себе позволить изысканно благородное поведение.
— А что отец. Поговорю с ним по-мужски. Объясню, что так сложились обстоятельства… Не в мою пользу.
— Господи! Какие обстоятельства? Что там у тебя еще случилось?
— Я не могу сегодня прийти домой…
— Почему?
— Отец послал меня на заправку работать, соответственно, заправщиком. А я туда пришел и надебоширил.
— Молодец! И зачем? Неужели непонятно, что это просто воспитательные работы…
— Светочка, давай не будем об этом… Знаешь, я сегодня уже устал говорить на эту тему. Просто скажи, я могу у тебя остаться?
Света задумалась.
А Антон тем временем начал разматывать подарок, который принес.
Ну, тут уж никакое женское любопытство взаперти не удержишь.
— Ой! А что это у тебя? — спросила Света.
— Эхо? Так, пустячок, безделушка. Вещица одна. Подарок. Тебе.
— Мне? — Да!
Под яркой оберткой оказался солидный футляр. А в нем…
Антон достал из футляра саксофон.
Света всплеснула руками в восторженном изумлении.
— Ой! Неожиданно!
— Я бы сказал, оригинально, — сказал Антон, вспомнив пожелание Форса.
— Да уж, оригинальней не придумаешь! А по какому случаю?
— А обязательно нужен случай? Я просто хотел тебе сделать приятное. И все. На, бери!
Света взяла саксофон, повертела его так и этак.
— Слушай, а ты играть на нем умеешь?
— Нет.
— И я не умею.
— Я не понял. Тебе что, не нравится?
— Почему? Нравится. Очень нравится…
Какая же загадка скрыта в красивых, неожиданных и бесполезных подарках!
Почему так происходит — бог весть! Наверно, для того, кто их получает, бесполезность становится синонимом бескорыстия.
Света вертела серебристый инструмент в руках. И мысль, вертевшаяся у нее в голове, была настолько же глубока, насколько логична: "Ну разве может быть плохим человек, который принес такой неподражаемо красивый подарок?!"
— Ладно, оставайся. Но учти, спать будешь на раскладушке!
— Конечно. Хорошо. Спасибо… — сказал Антон и подумал, что, пожалуй, те же слова стоило сказать в обратном порядке. Смысл тогда получился бы несколько иной. Более игривый что ли…
За неделю заброшенный театр совершенно преобразился. Спасибо Баро.
Бригада ромалэ-строителей поработала как для родных. Нет, это, конечно, еще не конфетка. Но репетировать уже можно. Еще неделька — и можно давать представления!
А цыгане в театре, на репетициях все как-то распушились, окрылились.
Каждый мужчина чувствовал себя Николаем Сличенко. Каждая женщина — Валентиной Пономаревой. Все радостно обсуждали, что, где, как можно приладить, и кто откуда будет выходить.
Более того, у каждого открывались новые таланты. Скажем, на дощатом полу выяснилось, что Степан потрясающе бьет чечетку. А уж когда в степ-кордебалет к нему поставили детишек Розауры, номер получился — хоть сейчас за телевидением посылай.
Однако же, и это все были пустяки, пока однажды на репетицию не пришел, чуть смущаясь, Сашка.
Бейбут встретил его с широкой улыбкой:
— А, Сашка! Заходи, заходи. За шкуркой медвежьей пришел? Созрел все-таки для большого искусства?
— Да нет, — нерешительно сказал Сашка. — Я лучше спою… можно?
— Чего? — удивился Бейбут. — Ты же раньше не пел!
— Ну, не пел. А теперь попробую. Можно?
— Ну что ж, попробуй, — великодушно ответил главный режиссер Бейбут и прокричал на весь зал. — Так. Тихо все! Сашка петь будет!
Все заинтересовались, подтянулись к сцене. Что Сашка за певец, в таборе знали. Поэтому раздались смешки.
Но Сашка мужественно вышел на сцену, откашлялся и..
Да, действительно запел. А не заорал, как это у него получалось раньше.
Пел он классику — "Очи черные". И как же у него, черт возьми, здорово получалось. Как точно, как страстно интонировал он в нужных местах. И голос сильный. И слух, оказывается, — безукоризненный. Просто человек раньше не верил в себя, а теперь — поверил!
Сашка допел романс. И в зале повисла та недолгая пауза, когда еще никто не хочет верить, что песня закончилась. Но все уже понимают, что это так. И в следующее мгновение цыганский зал неистово зааплодировал. Многие кричали: "Браво!". Весело, смеясь, но в то же время серьезно, без издевки.