И Миро сразу успокоился. Врачу-гаджо не поверил бы сразу. А Рубине — как не поверить?
— Молодец, молодец! Пей, пей, пей… Пей, пей, пей все до дна! Пей, пей. Пей.
Мелкими тихими глотками Миро выпил отвар До дна.
— Спасибо… — сказал шепотом.
Но Рубине его голос уже и не нужен был, она его сердцем слышала.
— Молодец! А теперь поспи… Поспи. Спи… Миро откинулся на подушку, закрыл глаза, тихо засопел.
Только тогда и Бейбут, стоявший неподалеку, решился подать голос.
— Ну что, Рубина? Что?
— Успокойся, Бейбут! Будет жить твой сын. Жить долго и счастливо, вот увидишь! Врачи сделали все, что могли. Лечение теперь — дело времени.
— Ты уверена?
— Да. Сейчас ему надо поспать, а как проснется, дело пойдет на поправку.
— А если придет кто, не пускать?
— Отчего ж не пускать! Пусть приходят. Но по чуть-чуть разговаривают.
Общение для больного — тоже лекарство. Его мелкими кусочками давать надо. А ты пока выйди, мне тут еще поработать нужно.
Бейбут вышел. Рубина помолилась на иконку да и начала лечить, приговаривая:
— Мать, мать, сыра земля, крой земли, вода, сочная трава, спелые хлеба, вольные ветры помогут тебе. Спи, спи, спи…
Миро всхрапнул, будто конь. Рубина замолчала, улыбнулась довольно и продолжила.
— Как просыпается красно солнышко, как наливается трава-лебедушка — так вернутся к тебе и жизнь, и силушка… Спи, сынок, спи, сынок, выздоравливай… Спи, сынок, выздоравливай…
После этого вышла из трейлера, пошла в лес, в глухое место, от хвори приваженной чиститься. Отдыхать, сил набираться.
А Бейбуту велела, чтоб сидел у постели сына.
Миро очнулся. Было хорошо, тепло и спокойно, боль в груди утихла. Увидел отца, сидящего рядом. Тот дремал тихонько.
— Отец, отец… — позвал. — Дай воды, пожалуйста…
Бейбут напоил сына из стакана успокаивающим отваром, оставленным Рубиной. Миро улыбнулся:
— Ну что, папа, как дела у вас? А Бейбут тут же нахмурился:
— Я выполню свой отцовский долг! Я его своими руками убью!
— Кого?
— Гаджо этого! Максима!
— Не надо, отец…
— Нет надо, надо! — Бейбут, горячая кровь, совсем забыл, что рядом с больным сидит. — И пусть потом меня посадят в тюрьму! Но я отомщу. Я отомщу…
— Ты не должен его убивать…
— Почему, сынок?
— Не он это стрелял, понимаешь? Не он…
— Ты бредишь, Миро. Как это не он? Его взяли с оружием!
Миро хотел ответить, но не смог. Накатила слабость. Дыхание в груди перехватило.
— Я знаком с Максимом. Он нормальный парень. Не способен он на убийство…
— Эх, Миро, Миро, ты честный, благородный. По себе всех меряешь… А я знаю одно: за то, что он сделал, нужно мстить.
— Нет, папа, не в этом дело! В меня же стреляли, а не в тебя!
— Так ты что видел, кто это был.
— Нет, конечно. Видел бы — сказал. Но я чувствую, что это не он.
Понимаешь, не его тень мелькнула!
Форс принялся за дело Максима Орлова всерьез. Взявшись за него, он не имел права на ошибку. Кто же поверит в его волшебную формулу: "Это я вам как юрист говорю", если он сейчас окажется не на высоте.
И чем больше он узнавал о деле, тем более безнадежным оно ему казалось.
Все, что говорит Максим, — детский лепет. Никто ему не поверит. Такие покушения бывают только в одном случае. Когда человек не контролирует себя, не может сдержаться.
Состояние аффекта.
Так это называется.
Но никакой другой правдоподобной версии, в которую поверил бы суд, здесь не придумаешь.
С этим Форс и пришел на свидание к Максиму. В его камеру.
— Итак, Максим, давай поговорим с тобой спокойно и откровенно, как адвокат с подзащитным.
Максим не ожидал этого визита. И даже не знал, радоваться ему или огорчаться. Но решил, что и то, и другое еще успеется. А пока нужно просто поговорить с этим вертким, непростым человеком:
— Леонид Вячеславович, у меня нет денег на такого дорогого адвоката, как вы.
— Не стоит беспокоиться, Максим, мир не без добрых людей.
— Да? И как же зовут этих людей?
— Тебе всех называть?
— Всех!
— Ну один добрый человек — это Николай Андреевич Астахов. Он взял все расходы на себя…
— То есть он верит в мою невиновность?
— Вряд ли… А впрочем, кто знает. Слишком история запутанная… Но твой бывший шеф считает, что у тебя должен быть шанс на честную защиту.
Максим крепко задумался. О любую другую фамилию он бы сейчас споткнулся, но не об эту. Старшему Астахову можно верить.
— А второй добрый человек — это Леонид Вячеславович Форс. Мои финансовые запросы в данном случае будут минимальными. Так что твой шанс на честную защиту — это я. И никто больше. Поэтому давай-ка, рассказывай, как все было.