Только ему нужно время, чтобы подумать. Понимаешь, коллекционеры так сходу ничего не покупают. Тем более, молодых, неизвестных авторов.
— Ты думаешь? — с надеждой спросила Света.
— Уверен. Жди меня вечером в своей студии.
Баро было трудно ответить. Ему вообще тяжело разговаривать с дочерью на эту трудную для всех тему. Но другого выхода он не видел.
— Я не выставлю своего свидетеля в защиту Максима до тех пор, пока ты мне кое-что не пообещаешь.
— Что?
— Ты должна дать мне слово, поклясться именем матери, что когда Максима выпустят на свободу, ты никогда его не увидишь.
— Как?
— Очень просто. Ты выйдешь замуж за Миро и своего гаджо забудешь навсегда.
Кармелита с удивлением посмотрела на отца.
— Папа, ты шутишь?
— Нет, Кармелита, я говорю серьезно.
— Ты не можешь со мной так поступить… Ставить такие условия.
— Почему?
— Потому что это бесчеловечно!
— Я делаю это для твоей пользы. Я должен защитить тебя от тебя же самой… Так ты даешь мне слово? Ты принимаешь мои условия?
— Да какие условия! Ты должен безо всяких условий пойти и сказать на суде, что у тебя есть свидетель в защиту Максима!
— Да?! И как только его отпустят, ты опять начнешь бегать к нему в гостиницу?!
— Папа! Неужели не понятно? Я сейчас говорю о другом.
— О чем же?
— Если Максим не виновен, то тот, кто стрелял в Миро, сейчас на свободе. И почему за этого другого должен отвечать именно Максим?
— Для меня это не имеет сейчас никакого значения. Мне важна твоя репутация. И я ради этого сделаю все.
— Даже пойдешь против собственной совести?
Баро промолчал, но молчание это было утвердительным.
— Папа! Ты же всегда говорил, что надо действовать по справедливости.
— Хватит, Кармелита. Ты готова принять мое условие?
— А если я откажусь?
— Что ж, это будет твой выбор! И еще — не смей никому говорить о том, что я тебе сейчас сказал. Учти, я откажусь от всего, и ты просто опять выставишь себя на всеобщее посмешище.
Антон приехал совсем быстро. И очень вовремя. Света уже была в полной боевой готовности, вертела в руках нож, решая с какой своей картины начать художественную резню.
— Светка, пляши! Да не так, как в прошлый раз, теперь по-настоящему!
Света с сомнением повертела нож в руках.
— Да, да, — почти серьезно продолжил Антон. — Давай, танец с саблями!
Антон напел мелодию Хачатуряна. И Света сделала в такт несколько движений (довольно соблазнительных).
Лишь после этого Антон вытащил из-за спины бутылку шампанского и торжественно провозгласил:
— Светка! Я же тебе говорил, что наша возьмет! Папа запал на твои картины.
— Правда, что ли? Подожди, ему правда понравилось?
— Да не то слово, понравилось? Он просто в восторге! Мало того, он никак не мог выбрать, метался между двух картин.
— И что?
— И в итоге купил обе! — крикнул Антон, открывая шампанское.
— Две?! Мои? Астахов?!
Антон утвердительно кивнул головой.
— Антошка! Подожди, а какие? Какие? Тут Антон чуть сплоховал, замешкался.
— Ну те помнишь, которые висели на кухне. Как же они называются, не помню.
— "Оранжевая буря" и "Галлюциногенный сон космического туриста"!
— Точно!
— Ее! Классный выбор! Потрясающе. Вот что значит, коллекционер. Это же мои любимые работы! Понимаешь?
— Еще бы! Тащи бокалы. Это дело надо отметить. Бокалы были быстро найдены, быстро наполнены. И еще быстрее опустошены.
— А теперь — второй акт! — сказал Антон. — И швырнул на диван стопку денег.
— Это что?
— Это за прекрасную ночь, проведенную с тобой! — с ухмылкой сказал Антон.
Светка открыла рот, да так и не нашла, что сказать.
Антон бросился ее обнимать:
— Светка, дурочка. Ты что, шуток не понимаешь? Это же за две твои картины. Как там… "Оранжевый галлюциногенный сон космического туриста во время бури".
— Да, Антоша, извини. Я чего-то с этой выставкой совсем…
— Вот и я говорю: "Совсем!" Я ей деньги за картины принес, а она "За что?". Тоже мне — Таис Афинская…
— Антон, брось трепаться. Мне не нравятся шутки в этом направлении.
— Договорились. Давай шутить в правильном направлении.
— Нет, давай серьезно. Как ты думаешь, а куда он их повесит?
— Кого?
— Не кого, а что! Картины!
— Я думаю, в гостиной. Чтобы, когда люди входят, они сразу могли их увидеть.
— Слушай, а можно будет… ну, хоть один разочек на них посмотреть. Я никогда не видела свои картины…