— Знаю я эту Кармелиту, она снова и Миро, и своему гаджо будет голову морочить.
— Зря ты о ней так. Она сама страшно от всего этого мучается.
— А я тут, мама, жизни радуюсь!
— Успокойся, Люцита. Я в том доме живу. Я вижу, как ей больно. Она не сможет правду скрывать, сама Миро обо всем расскажет. Если уже не рассказала.
Сразу же от Зарецкого Форс, посмеиваясь своему цинизму, поехал к Астахову. По дороге оценивал ситуацию, раскладывал мысленные пасьянсы.
Интересно, что это у Баро за история со свидетелем. В самом деле есть такой.
Или так — пустые слова. А может быть, Зарецкий просто зачем-то прощупывает своего верного (или неверного) Форса.
Дорога пролетела незаметно. Вот и кабинет Астахова.
— Здравствуйте, Николай Андреевич.
— Привет, Леонид, проходи. Был тут на выставке твоей дочери.
— Я тоже имел удовольствие посетить. Ну и как? Только откровенно, без экивоков.
— Ну… В целом, так — неплохо…
— А по-моему, — прервал его Форс. — Ужасно!
— Ну, почему, смело, смело…
— Что именно?
— Хотя бы то, что она решилась открыть эту выставку.
Форс улыбнулся, оценивая дипломатические способности своего шефа, заказчика и коллеги в одном лице.
— Эх, Николай Андреич, так ведь и в этом ее заслуги нет. Это все ваш Антон организовал.
Тут уж Астахов улыбнулся. Не так уж часто хвалят его сына. Хотя, честно говоря, в последнее время все чаще. Впрочем, хватит почивать на отцовских лаврах.
— Ладно, давай к делу. Что с Максимом?
— Ничего нового… Ему светит большой срок. Но он упорствует и ни в чем не признается.
— А что ты предпринимаешь?
— Я предлагаю ему признать свою вину, а потом списать все на состояние аффекта.
— То есть ты хочешь, чтобы он признался, что стрелял. То есть совершил преступление.
— Да, но согласитесь, это сейчас единственный выход. Все складывается против него: улики, показания свидетелей…
— Рискованно, черт возьми. Рискованно. А если этот твой гениальный "аффект" не сработает. И ему впаяют на всю катушку. Что тогда? А?
— Ну, Николай Андреич… Абсолютные гарантии давал только Госстрах. И то лишь до 91-го года. Но шансы, что все получится, высоки.
— Страшно так рисковать, Леонид. Страшновато. Загубим парня. Потеряем.
Форс, ты же классный адвокат. Постарайся сработать надежно. Найди улики, показания свидетелей, ошибки следствия, все что угодно, но вытащи Максима!
Денег не жалей. Понял?
— Понял. Особенно мне последний пункт понравился.
На прощанье оба рассмеялись.
Признаться, последнее время Тамара сама себе стала противна. После той истории с блузкой все у нее пошло наперекосяк. И отношения с Игорем, и с мужем. Да тут еще эта Олеся под ногами путается.
Казалось бы, вся фиктивная история с походом Игоря и Олеси в ресторан прошла на ура. Так нет же. Глупому женскому сердцу опять было неспокойно.
Тамара подробно представляла, как Олеся и Игорь идут в ресторан. Пьют, танцуют. Затем он везет ее к себе домой. А потом… Тут Тамара начинала скрипеть зубами от злости и ревности.
Пыталась удержать в себе эту ревность, но никак не получалось. Как только Олеся попадалась на глаза, мерзкие сцены опять всплывали перед глазами. И бороться с этим было невозможно.
В конце концов, не сдержалась, пристала к Олесе, отчего та вызывающе ведет себя с Игорем, вечно глазки ему строит. Девушка долго отмалчивалась.
А потом отмахнулась:
— Да отстаньте вы со своим Игорем! Если хотите знать, ваш Игорь тут как-то между делом предлагал мне более близкие отношения.
— Что? — зашлась в гневе Тамара и не нашла ничего лучшего, чем просто привычно нахамить. — А ты в зеркало на себя давно смотрела?
— Причем здесь это. Вы лучше подумайте, зачем мне лгать.
— Уходи, — только и смогла сказать Тамара.
Грохот — на весь дом. Работать — невозможно. А тут — срочная встреча с Зарецким. Астахов выскочил в гостиную. И не знал радоваться или огорчаться той картине, которую увидел. Антон откуда-то далеко из семейных запасников достал дрель и что есть силы долбил стенку. Стенка не сдавалась так просто.
Но и Антон старался.
— Сынок! — позвал Астахов.
В сверлильном шуме работник его не услышал. Тогда Николай Андреевич подошел поближе и похлопал по плечу.
Антон развернулся:
— Что, папа?
— На кого работаешь, сынок?
— На тебя, отец, только на тебя! Вот, хочу украсить твою гостиную картинами молодой талантливой художницы, — Антон махнул рукой в сторону картин, в ожидании лучшей участи прислоненных к стене.