Старый друг замялся. Засуетился неловко, нежная, что сказать.
— Тебе сейчас… двадцать четыре. А выйдешь, будет тридцать четыре.
Максим уныло кивнул головой.
— А Кармелите будет всего двадцать восемь годков. Представляешь, сколько у вас еще детишек может тогда народиться?
— Ты о чем говоришь, Палыч? Не узнаю тебя. То говорил: не приближайся к цыганке, а теперь счастье мне с ней пророчишь?
— Так ведь теперь иначе все. Покушение, выстрел. Дело жизни и смерти.
Если вы с Кармелитой и это все выдержите, значит, какую-то надежду на счастье получите.
— Палыч, но хоть ты-то веришь, что я не стрелял?
— Верю. Я тебе, как себе, верю. Но знаешь, справедливость и правосудие — не всегда одно и то же.
— Теперь я это понял.
— Ну и молодец, что понял. Ты главное — с бедой справься.
— Ну ладно, Палыч. Я справлюсь.
— Ну давай прощаться. А то тут суд…
Они порывисто обнялись. Крепко, по-мужски, хрустнув костяшками…
А Палыч, когда шел домой, все думал, что как-то не так все, неправильно он сказал. Вроде, на сердце столько всего было. А в словах это выразить не удалось.
Совсем не удалось.
Бывают добрые дела, совершенные со злостью. Но нельзя творить подлость во благо. Баро не находил себе места. И, как он ни успокаивал себя, что Кармелита сама довела его до шантажа, покоя не было. И не поделишься ни с кем. Вон, Земфире сказал, надеялся на ее поддержку. Так нет же, и она облаяла. И Баро, никогда ничего не боявшийся, уже опасался говорить еще кому-то о своих сомнениях. И когда становилось совсем уж худо, для облегчающего разговора звал все ту же Земфиру.
— Земфира… Поговори со мной…
Она обычно садилась напротив, уже зная, о чем он будет говорить.
— Знаешь что, Земфира, все нет мне покоя. Ночью заснуть не могу. Все думаю, правильно ли я поступил, поставив Кармелиту перед таким выбором…
— Ты не Кармелиту поставил перед выбором… — отвечала Земфира. — Я тебе говорила. Ты себя загнал в угол. Кармелита — девушка своенравная. И она уже сказала тебе, что не выйдет замуж за Миро. И что ж, ты из-за этого теперь будешь невинного человека в тюрьму сажать? Неужели ты так можешь поступить?
— Вот, я и сам не знаю, что мне делать…
— Думай, Рамир. Решай. Ты же мужчина. Но смотри, чтобы потом тебе не стыдно было в зеркало смотреть.
Баро тяжело вздохнул.
— Эх, Земфира. Я-то думал, что ты меня успокоишь… Но что бы ты ни говорила, я не вижу другого выхода.
— А может, просто ты не хочешь его видеть… Правильно Рубина говорит: зло, сделанное человеком, к нему троекратно вернется.
Зарецкого передернуло от раздражения:
— Не зли меня, Земфира. Я должен защитить свою дочь. И я это сделаю.
— Странно ты говоришь. Сам позвал, сам спрашиваешь, что я думаю. А теперь "не зли" говоришь. Но ведь ты же знаешь, что Максим не стрелял в Миро.
— Знаю! Но я знаю и другое: если Максим выйдет из тюрьмы, я могу потерять дочь.
— Получается, что ты ее и так, и так потеряешь. Неужели ты думаешь, что Кармелита тебя простит? После всего этого?
Земфира исподлобья, в упор посмотрела на Баро. И наткнулась на такой же колючий взгляд.
— Иди, Земфира, иди! Всяко плохо.
И одному, и с кем-то…
К концу своему дело стремительно набирало все более цыганский характер.
Тропинку к Максиму протоптали широкую. Но если сперва девушка приходила, то теперь и сам пострадавший пожаловал. Следователь Бочарников крепко удивился.
Опросил, все слова аккуратно запротоколировал. И отпустил Миро Милехина в камеру к Максиму, предварительно спросив:
— А вы там не передеретесь?
— Нет, с чего бы это? Я же говорю — не он стрелял в меня. Не он! Мы с ними соперники, но не враги.
Хорошо, что Палыч приходил, думал Максим. Было в нем что-то домашнее, тихое, успокаивающее. И вот дверь опять загремела. Максим, признаться, и не знал, кого еще ждать. И вдруг в комнату вошел… Миро.
— Привет.
— Миро? Зачем пришел? — насторожился Максим.
— Недружелюбно встречаешь.
— Да нет, — немного расслабился Максим. — Просто это как-то странно.
Все считают, что я хотел тебя убить…
Миро отрицательно покачал головой.
— Я хочу, чтобы ты знал, я не верю, что ты в меня стрелял. Вообще-то, я пришел тебя поддержать.
— А кто? Кто стрелял?
— Ну ты вопросы задаешь? "Кто"? Следователь ничего другого не раскопал.
А я что? Постельный больной, чудом на ноги вставший… Знаешь, а ведь я сегодня со следователем разговаривал, пытался убедить его, что ты не виноват.
— Что он ответил?