Он нежно улыбнулся и погладил ее по лбу.
— Тогда я, конечно, останусь. Но ты уверена — насчет врача?
— Да. Пожалуйста, не привози его. И потом, наверное, уже все равно нет времени.
Дэмьен видел, что схватки повторяются, и не стал оспаривать ее слова.
— Хорошо, милая.
— Ты только должен проследить, чтобы все, что будет ко мне прикасаться, было чистым. Обещай мне это.
— Обещаю.
— И нужно прокипятить какую-нибудь веревочку перевязать пуповину.
— Хорошо дорогая.
Он опять стал расстегивать ее платье, и она сунула руку в карман.
— Вот, — сказала она. — Возьми это.
Дэмьен уставился на три коробочки.
— Что это?
— Потом объясню. Пока положи их в надежное место, ладно?
— Конечно.
Дэмьен надел на нее ночную рубашку. Потом пошел простерилизовать веревочку и поставить подарки в свой кабинет. Когда он вернулся, то привел себе на помощь Баптисту. Они постелили чистые простыни. Теперь схватки стали еще болезненней. Дэмьен не отходил от жены, держа ее руку и глядя с беспомощной тревогой, как она мечется. Исполненная сострадания Баптиста помогла, чем могла, отирая пот со лба Сары и показывая, как надо держаться за изголовье, когда боль становится невыносимой. К счастью, было еще раннее утро, и поэтому в комнате было довольно прохладно.
Через час Сара почувствовала, что скоро разродится. Боль стала нестерпимой, и схватки повторялись так часто, что она не успевала передохнуть. Дэмьен, кажется, все понял. Баптиста удивленно посмотрела на него, когда он потребовал, чтобы они оба вымыли руки щелочным мылом, но не возражала и опустила руки в таз вслед за ним.
Наконец, Сара стала тужиться, забыв всякий стыд. Она старалась не кричать, но все же не выдержала, когда боль словно разорвала ее пополам.
Дэмьен не потерял самообладания. Он шептал ей утешительные слова:
— Все в порядке, милая… Не бойся, кричи. Я здесь…
И вот Сара почувствовала, что ребенок выскользнул, услышала жалобный крик, от которого у нее сжалось сердце, услышала, как Дэмьен тихонько велит Баптисте перевязать пуповину. Она открыла глаза и увидела, что муж держит на руках младенца. Рукава у Дэмьена были закатаны, волосы взъерошены, лицо блестело от пота, но оно было радостным, и из глаз лились слезы. Элисса захныкала у него на руках. Сара в жизни не видела зрелища прекраснее.
— Девочка, — хрипло сказал Дэмьен, — Прекрасный ребенок.
— Я знаю, — прошептала Сара. — Ее зовут Элисса.
Он с удивлением посмотрел на нее, но ребенок снова привлек его внимание, заплакав и засучив ручками и ножками. Он положил дитя на кушетку, Баптиста помогла ему обтереть его губкой и спеленать. Дэмьен завернул девочку в одеяльце и поднес матери.
— Она очень красивая, — сказал он, кладя младенца на руки жене, — у нее твои волосы.
Сара обняла дитя и посмотрела на него сквозь слезы. Оно было розовое, с тонкими светлыми волосиками.
— У нее будут твои глаза, Дэмьен.
Он опять посмотрел на жену в замешательстве, потом спросил:
— Дорогая, тебе не трудно держать ее? Ты так слаба.
— Все в порядке. Я просто устала.
— Тогда я возьму ее?
Сара кивнула. Он взял ребенка, и Сара прошептала:
— Я узнала, что ее место в этом мире. Теперь она твоя, Дэмьен.
И уснула глубоким сном смертельно усталого человека.
К вечеру Сара настолько оправилась, что смогла сесть и выпить куриного бульона. Дэмьен присоединился к ней, сидя на краю кровати. Ребенок, появившись на свет, крепко уснул, и до сих пор дремал в колыбели рядом с кроватью.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Дэмьен, взяв у нее пустую чашку.
— Пока еще слабость не прошла, но мне гораздо лучше. — Сара с любовью взглянула на колыбель. — Как она спит, просто невероятно.
— Я думаю, она понимает, что маме нужен покой. Но скоро проснется и потребует есть.
— Поскорее бы. — Мысль о том, что она будет кормить Элиссу, наполнила ее первобытной радостью.
— Дорогая, я немного удивлен. Почему ты сказала, что ее зовут Элисса? И что у нее будут мои глаза?
Сара заколебалась, но потом ответила:
— Я встретила ее, Дэмьен. Я встретила ее в XX веке.
Он онемел.
— Боже! Расскажи мне все, что там было!
— Тогда я начну с самого начала.
И Сара рассказала о том, как вернулась в настоящее, как нашла Библию Олимпии, о вкладе от имени м-ра и миссис Дэмьен Фонтэн на строительство памятника.
— Но никаких доказательств, что я останусь в прошлом, я не нашла. А потом одна черная женщина, с которой я познакомилась, мадам Тю, представила меня моей дочери.