— Почему ты не призналась, что ты дочь Иштвана Бокани? — спросила ее Лайза. — Ты еще зайдешь к ней?
— Нет. Ее муж погиб, как герой. Не надо ворошить прошлое, это причинило бы ей боль, видимо, она его очень любила.
— Ты разочарована? Я имею в виду, что у него был роман с бабушкой, когда он был женат.
— Лайза, ты все как-то упрощенно понимаешь. Я совсем не разочарована. Мужчины и женщины ведут себя во время войны совсем не так, как в мирное время. Особенно, когда знают, что на следующий день их могут убить. Это понимал и дедушка, и он не осуждал мою мать.
Джонатон позвонил в агентство из брюссельского аэропорта. Гортензия ответила ему резко и холодно.
— Почему вы решили, что она одобрит, если я дам номер ее телефона? Насколько я понимаю, вы стали персоной нон грата несколько месяцев назад.
— Гортензия, знаю, что вы думаете обо мне, но я сам себе противен, поверьте мне.
— Меня это не интересует. Вы очень обидели Марийку, и я не хочу, чтобы это произошло снова. Вы бросили ее, не подумав о последствиях. Теперь вы снова хотите причинить ей боль?
— Поймите, я люблю ее, и не могу без нее жить. Меня сейчас ничто и никто не остановит. Я должен ее найти и поговорить. Я знаю, что она сейчас в Венгрии…
— Каким образом вам это стало известно?
— От Эви Уотсон. Она сказала, что Марийка еще в Будапеште. Вы должны мне сказать, в каком она отеле, иначе я отменю вылет в Чикаго и найду ее, чего бы мне это ни стоило.
"Значит, это миссис Уотсон сказала ему, что Марийка в Европе, у нее были, видимо, на то свои причины". Ситуация стала проясняться.
— Я не просто хочу ее увидеть. У нее там роман с каким-то венгром. Я должен это остановить… пока еще не поздно.
Гортензия довольно ухмыльнулась: "Поздравляю вас, миссис Уотсон! Вы заставили Джонатона Шера мучиться от ревности. Отличная работа!"
— Вы найдете ее до телефону 8-30-30 в отеле "Хилтон", — сообщила она почти ласковым голосом. — Она улетает послезавтра в полдень.
Повесив трубку, Гортензия подошла к двери кабинета Марийки и дернула за веревку колокола. Когда сбежались сотрудники агентства, она со смехом объявила:
— Просто мне хотелось услышать звук колокола, вот и все!
Марийка была полностью удовлетворена результатами поездки и не ожидала, что ей вообще что-то удастся разузнать о своем настоящем отце. Впервые с тех пор, как она рассталась с Джонатоном, Марийка почувствовала прилив энергии и оптимизма. Странно, но именно поездка в Венгрию позволила ей почти цинично взглянуть на свой роман, и это принесло облегчение — она стала лучше понимать себя.
Новые сведения об Иштване Бокани, встреча с его женой вытеснили боль утраты. Надолго ли? Этого она не знала, но новое глубокое чувство наполняло ее сердце. Марийка гордилась своим кровным отцом — это был храбрый и красивый человек. Теперь понятно, почему ее мать влюбилась в него без памяти. Знала ли она, что Иштван был женат? А какое это имеет значение? То была настоящая страсть, усугубленная ужасами войны. Ни у кого нет права осудить эту любовь.
Марийка вышла на балкон, полной грудью вдыхая свежий ночной воздух. Она отпустила Лайзу с Ласло в последний раз прошвырнуться по ночному Будапешту. Ласло пообещал свозить ее в старинный кабачок, где умопомрачительный скрипач исполнял любую мелодию всех стран мира, какую заказывали посетители. Марийка с легким сердцем разрешила Лайзе поехать с молодым венгром, считая, что легкий флирт только будет полезен для выяснения ее отношений с Серджио. Клин клином вышибают. По крайней мере, этот парень сам за себя платит.
На следующее утро они должны были ехать в аэропорт, у них были забронированы билеты до Нью-Йорка. Нужно возвращаться и приниматься за дела. Подготовка рекламной кампании по контракту с "Люсксфудс" требовала ее личного участия.
Марийка услышала стук в дверь.
"Наверное, официант привез заказанный в номер ужин".
— Входите, дверь не заперта! — крикнула она, возвращаясь в комнату.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, когда она его увидела. Он мялся в дверях в строгом темном двубортном костюме и старомодном темном галстуке.
— Мне можно войти или меня не пустят дальше порога? — спросил Джонатон неуверенно.
— Входи, — тихо сказала Марийка. Она все еще толком не могла прийти в себя.
Она не знала, как реагировать на его появление, ее словно из горячей ванны бросили в ледяную воду.
— Извини, я не одета.
Она стояла у раскрытой балконной двери в тонком шелковом халате, распахивающемся при порывах ветра, такая сладкая, желанная…