Факт оставался фактом — девушка уже шесть лет находилась при нем. Рощин не намерен кому-то её отдавать или дарить. Пускай во имя бизнеса. Кирилл мог говорить что угодно, вести себя, как вздумается. Даже делать предложения, которые по идее не должны вызывать у Маргариты столь явного протеста и чувства оскорбленного девичьего достоинства. И вместе с тем менять свои решения, жалеть о сказанном, снова и снова осознавая — Одинцову никто, кроме него самого, не получит.
Зависимость? Может быть. Одержимость? Кто знает. За последние годы, пока Марго находилась рядом, привязался к ней. Было в этой женщине нечто, что не давало покоя. Не отпускало. Рощин не мог её отпустить, даже желая того.
Маргарита под боком гарантировала безопасность от непредвиденных ситуаций. Имея девушку при себе, Кирилл оставался уверен — его никто не тронет. Не рискнет сунуть нос в дела и попытаться разрушить давно налаженную схему, иначе результат окажется непредвиденным. Гарант неприкосновенности, которым с огромным успехом пользовался. Козырь в руках, позволяющий играть по-крупному, не боясь быть пойманным. Ради этого стоило связать жизнь с Одинцовой. И, черт возьми, возможность подмять под себя и регулярно трахать эту непростую девчонку, предоставлялась не каждому. Теперь не каждому.
Она, глупая, не догадывается, в каком котелке ворочается. Но это к лучшему. Меньше знает — крепче спит. Отсутствие информации у Марго делает её более уязвимой, неспособной пойти против. Очередная возможность для Рощина обезопасить себя.
Правда, последнее время Кирилл боялся за их совместное будущее. Не сомневался — Маргарита, как и ранее, в неведении. Но не мог не заметить, что с каждым днем её больше что-то тревожит. Как ни маскировалась за равнодушием и спокойствием, читал девушку как раскрытую книгу. Носом чуял, что-то не так.
«Не так» началось с появлением этого гада, Чернышевского. С*кин сын, мало того, что позарился на горячую сделку, которая грозится принести огромный куш прибыли, так еще положил глаз на саму Марго. Это, будучи под покровительством Сизого, который бабка надвое сказала, как выжил после взрыва шестилетней давности, не оставившего в ближайшей округе живого места.
Влюбился… Черта с два влюбился! Скорее всего, гнида пронюхал о козырных возможностях, которые поплывут в руки, окажись Марго у него. Айда, хитрец! Интересно, как давно Волкодав в курсе? Знает ли Сизый? Если да, почему раньше не воспользовался возможностью, вместо этого гноя Ритку долгие годы в борделе?
Нет, здесь определенно есть нечто еще. Одинцову что-то связывает или связывало ранее с Чернышевским. Хорошо, если ограничилось ни к чему не обязывающим, при исполнении Марго, так сказать, трахом.
Тогда почему девка заартачилась и возмутилась якобы гнусному предложению разок-другой очаровать Волкодава? Ради дела ведь можно. Не переломится, вспомни молодость. Спала раз — переспала бы и другой.
Относительно «переспала» Кирилл погорячился. Подобного ни за какие коврижки не допустит. Раньше Маргарита могла спать с кем угодно и когда угодно. Сейчас она лишь его, делить с кем-то, в частности с Чернышевским, не собирается. В особенности с Чернышевским.
Надо основательно потрясти Марго по этому вопросу. Не то носится с ней, как с писаной торбой. Важность персоны — это прекрасно, но пора долги возвращать.
— Кирилл Сергеевич, Вы уже дома? — окликнула экономка прежде, чем мужчина успел сделать хоть пару шагов на второй этаж. — Ужинать будете?
— А Марго ела? — обернувшись, хмуро отозвался Рощин. — Она у себя?
— Да, она не стала Вас дожидаться и немного перекусив, поднялась наверх, — утвердительно закивала женщина. — Так как насчет ужина?
— Я не голоден! — резче чем следовало, рыкнул Кирилл.
Отталкиваясь рукой о перила, чтобы легче ориентироваться в полутьме, метнулся по лестнице. В пару широких шагов оказался у спальни Маргариты. Не раздумывая, без стука, распахнул дверь.
Полумрак разбавлял слабый свет ночников у постели девушки. В спальне было тихо. И, казалось, пусто. Внимательно осмотревшись, Рощин разглядел Марго с другой стороны кровати, свернувшуюся в калачик. Лежа спиной к двери, не вздрогнула от шороха. Опять зачиталась.
Она любила читать по вечерам. Порой это так увлекало Маргариту, что не слышала и не видела ничего. Обычно в такие моменты Кирилл старался не беспокоить девушку, давая возможность побыть в тишине и покое. Но сегодня, во имя дела, придется изменить давно заведенным традициям.
— Маргарита, — позвал Рощин, ступая вглубь комнаты.
Ответа не последовало. Одинцова продолжала лежать в неподвижной позе.
Хмыкнув, мужчина приготовился разразиться возмущениями и упреками. Ишь ты, удумала игнорировать его! Обогнув кровать и оказавшись перед Марго, увидел, что пресловутая книга, развернутая корешком вверх, покоилась рядом с подушкой. Сама девушка, подложив ладошки под щеку, мирно посапывала. Грудь размеренно вздымалась под легкой футболкой. Веки слабо трепетали от монотонного дыхания. Брови приподнимались и опускались, изменяя выражения лица от хмурого до умиротворенного.
Уснула. Попросту взяла и уснула. Желание устроить допрос как-то улетучилось, оставляя вместо себя удивительную потребность любоваться этой женщиной. Только во сне она была столь беззащитной и уязвимой. По-детски милой и забавной.
Кирилл всегда считал Маргариту сильной личностью. Невзирая на отдельные моменты, она пережила многое. Столько испытаний, что выпало на её долю не каждый мужик выдержит, не говоря о хрупкой, маленькой девочке, коей тогда была. И ведь смогла всё вынести на собственных плечах. Не сломаться. Встать и пойти дальше. Остаться человеком.
Сильная в чужих слабостях. Слабая в собственной силе. Его сильная, слабая женщина. Даже если ему придется умереть, никому не отдаст Маргариту. Не потому, что благодаря ей держится на плаву. Потому что держится исключительно ради неё.
Осмотревшись еще раз, Рощин заметил плед на краю кресла, расправил его и осторожно прикрыл девушку. Совсем ведь продрогнет.
Марго слабо дернувшись во сне, потянула на себя одеяло, закутываясь почти до самого носа.
Улыбнувшись, Кирилл осторожно прикоснулся пальцами к девичьей щеке, убирая назад прядку выбившихся из хвостика волос.
Его наркотик. Его зависимость. Его Маргарита…
Глубоко втянув воздух, Рощин резко отдернул руку. Стараясь не шуметь, вышел из спальни. Что ж, не судьба сегодня поговорить. Ничего, разговоры никуда не денутся, успеется. Вряд ли до завтра случится что-то из ряда вон выходящее. На сегодняшний вечер найдет чем себя занять.
Кабинет встретил Кирилла оглушающей тишиной и кромешной тьмой. Двигаясь исключительно по наитию, пришёл к столу. Усевшись в кожаное кресло, включил торшер. Нетерпеливо постучав пальцами по деревянной столешнице, открыл ящик. Перебрав несколько папок с бумагами, вытащил необходимую.
Черная пластиковая обложка, как в большинстве здесь. Вроде ничего особенного. Очередные документы. Но первая страница внутри громким названием гласила, что это досье. На Чернышевского Олега Вячеславовича. Где взялся паразит. Жили себе преспокойно. Нет, явился, не запылился. Еще артачится. Неужели считает, что сможет противостоять Кириллу?
Хрен ему! Не выйдет. И с помощью Сизого не выйдет. Который не факт, что в курсе, как используется его «доброе» имя. Кто знает, насколько этот парень рисковый. В тюрьме сидел; убийство, вряд ли одиночное, в списке заслуг имеется. Терять-то, по сути, нечего. Может, совсем безбашенный, не боится гнева Сизова, и рвется в бой без одобрения высших инстанций? Может, с Сизым не так просто? Кроме информации, предоставленной в досье, нигде и никак не упоминается об участи Бати.
Шесть лет назад Кирилл мог предположить, что такая ушлая крыса, как Николай Степанович, сбежит из тонущего корабля и умудрится ускользнуть от заготовленного «сюрприза». Но чтобы так?
Было время, поговаривали, будто во взорвавшемся автомобиле был не Сизов, а один из его помощников. Сам авторитет благополучно свинтил в теплые страны, понимая, что на родине ловить нечего — здесь новый царь и бог. Как на самом деле, Рощину до определенного времени было пох*ен, не пытался выяснить, что случилось с дядькой. Помер — шикарно — гарантированное и окончательное решение проблем. Свалил — фиг с ним, главное, чтоб не путался под ногами. Не до того было. Но когда затронули личные интересы, стоило чего-то решать.