Выбрать главу

— Я оставлю мазь и настойку. Девочку нужно поить этим лекарством добавляя его в воду. Это жизненно важно. И ещё необходимо менять повязки и прикладывать холодные компрессы на лоб.

— Я тебе плачу, ты и займись этим.

— Но, господин, это совершенно невозможно! — без того большие карие глаза лекаря удивлённо раскрылись, от чего он стал похож на сову, — Мне необходимо посещать и других нуждающихся в моей помощи!?

— Я не стану её сиделкой! — вскипел хозяин.

— Тогда девочка может не пережить и двух суток! — врачеватель нервно и боязно дёргал свою жиденькую седую бородку-Тогда наймите сиделку. Я же буду приходить каждый день.

Недовольно кивнув, мужчина заплатил лекарю и отпустил его.

Если бы не клятва Рании на её смертном одре присматривать за девчёнкой, он бы и пальцем не пошевелил теперь.

Ухаживать за больной Алией стала старая Рашель, сухонькая старушка-соседка. Много за труды денег она не запросила, а смотрела за девочкой хорошо. Лекарь приходил, как и обещал, ежедневно, осматривая заживающие раны, довольно кивал наблюдая, что кожа вокруг них преобрела здоровый розовый оттенок. Девочка стала идти на поправку, начала подниматься, принимать пищу и питьё. Только голос не возвращался да шрамы остались от плети. И на юном сердце.

С того дня Аббас не избивал её больше, не брал плётки. Но подзатыльники, тычки и пинки остались. Легче жилось девочке, когда купец уходил в море на своём торговом судне. И пусть так же тяжело было работать, но дышалось свободно. И Алия в те дни могла снова приходить в комнату матери. Голос вернулся к девушке только спустя два года.

Много лет назад.

Он ухаживал за ней, увивался, стелился барвинком, одаривал всевозможными заморскими украшениями и рассказывал о дальних странах, в которых побывал, о морских путешествиях. Наверное его красочные интересные рассказы сыграли главную роль, когда Рания согласилась жить с ним, простым купцом. Конечно он был не беден, а торговля его процветала. Аббас имел в городке не одну лавку. Ткани и специи, торговля серебрянными и золотыми украшениями было прибыльным делом. Рания была из обедневшего, но знатного высого рода Красивого Юга. И это льстило самолюбию Аббаса. К тому же девушка была очень хороша. Да и сирота. Он жаждал, чтобы Рания стала его женой, он мог бы тогда распоряжаться её жизнью как хотел, но она отказалась. Аббас рад был и тому что желанная женщина рядом, любил её болезненно, обожал прекрасную Ранию, а она с теплом относилась к нему, заботилась и помогала во всём. Но мужчина не видел в её глазах того же пламени, который бушевал в нём и безумно ревновал её ко всем и вся. К тому же Великий не благословил их детьми даже после трёх лет совместного жительства. Наверное поэтому женщина грустила, а он стал изводить её, всё больше и больше. Но вот спустя ещё два года Рания оказалась втягости и тут стала сторониться его, была замкнутой, задумчивой. "Причуды непраздных женщин " так отмахивался Аббас.

Казалось он возненавидел младенца ещё в тот день, когда его женщина кричала в родовых муках, а он трясся от ужаса, что она может уйти от него к Великому. И тогда Аббас просил Великого оставить ему его жемчужину, и Он оставил. И младенца. Повитуха поздравила его с дочкой, странно глянув на него. Дочка?… У него должен был родиться наследник. В роду Нассархасов рождались только мальчики, из поколения в поколение, темноволосые и смуглые. Влетев в комнату, мужчина замер возле родильницы и опустил глаза на маленький свёрток в её руках, который она бережно и с любовью прижимала к груди.

Девочка… Рыжеволосая… Аббас пошатнулся, перед глазами появились круги, руки сжались в кулаки до синевы. Купец выбежал с ложницы так быстро, как мог, чтобы не задушить их обеих. Он любил Ранию как безумец и не смог возненавидеть её даже после такого очевидного предательства. Но он возненавидел её отродье. Не раз торговец приходил ночью с подушкой, чтобы навсегда избавить себя от этой боли, от этого позора, что не он отец, что он бесплоден. Но Рания как львица, всегда была на страже и молча следила за ним своими прекрасными глазами нежной лани, не мигая, не двигаясь, пока он, зло сплюнув, не уходил вон.