— Почему? — он начинал сердится, — Почему? Потому, что хотел всю тебя, без остатка. Хотел, чтобы моей была. Захотел не только твоё роскошное тело, но и сердце твоё и душу. И чтоб каждая ресничка и пальчик твой, каждая улыбка, вдох и даже слеза. Всё чтоб принадлежало мне.
— Но. ведь это так эгоистично, ты совсем не подумал о том, каково будет мне, Хаук? Ведь рано или поздно, всё открылось бы.
Хаук молчал, застыв, как каменное изваяние.
— Ты и не собирался мне говорить, ведь так? Если бы я не спросила, ты бы и дальше отмалчивался. Неужели я настолько ничего не значу для тебя, что недостойна даже правды? Самого малого, простой правды, Хаук?
— Именно потому, что ты стала слишком много значить для меня я не мог. Но я собирался, Алия, правда, Олаф, он подтвердит. Я каждый день думал, что вот сегодня расскажу тебе. Ведь это тоже мука для меня, Лисичка.
— Не называй меня больше так, — одинокая слеза, хрустальной каплей скатилась по щеке и, оставляя мокрую дорожку пробежала по нежной шее.
— Разве ты была бы моей если бы знала всё сначала?
— А разве у меня, твоей рабыни, был бы выбор?
— Нет, не было, — упрямо сжатые губы, трепещущие крылья точёного носа выдавали его тревогу и раздражение. — У тебя не было выбора. Ты бы в любом случае принадлежала мне.
— Тогда, почему!?
— И я спрошу тебя, Алия: знай ты правду, отдала бы мне свою любовь? Добровольно?
— Нет, — Алия сжала маленькие кулачки и Хаук опустил на них глаза.
— Вот и ответ, — слушая эхо её слова, медленно произнёс он. — Значит, тогда я поступил правильно, — он вновь поднял глаза и устремил тяжёлый взгляд на неё, — Потому, что мне мало только твоего тела, которым я грезил вначале, пусть даже такого совершенного, я хотел получить всю тебя. Я хотел владеть и твоей душой, знать о чём ты думаешь, чего хочешь. И я давно обдумал всё и уже решил: когда мы приплывём домой, я женюсь на тебе, дав вольную. Ты больше не будешь рабыней, станешь свободной женщиной, моей женой, которую все уважают и почитают. Я буду, как и сейчас, заботится о тебе, дарить дорогие вещи и украшения.
— И любить? — последняя искра надежды мелькнула в глазах Алии.
— Алия, — Хаук устало провёл широкой ладонью по своему лицу, словно стирая усталость, — я же говорил тебе, что женщинам, возможно, немного присуще это чувство, но мужской любви нет в природе, не существует её и…
— Я не стану твоей женой, — Алия закрыла глаза, услышав, как с прощальным звоном разбилась надежда на его любовь. Единственное, что ей было нужно.
Вахнута никогда не подводил слух, но сейчас он впервые в жизни подумал, что ослышался.
— Ты что? Повтори.
— Я.Не стану. Твоей. Женой.
Мужчина удивлённо поднял тёмные брови, наблюдая упрямо поджатые губы девушки и спокойный решительный взгляд.
— Не станешь моей женой?
Алия молчала, ей больше нечего было сказать в ответ.
— Ты забыла, быть может, малышка, — говоря тихо и вкрадчиво, он стал медленно, как хищник, приближаться к ней, — каково сейчас твоё положение? Разве ты не знаешь, что талы, рабы- бесправные существа, которых и за людей то не считают? Тала может убить всякий, после заплатив хозяину за ущерб его имущества, почти вещи? И ты отказываешься получить вольную и стать моей законной женой?
— Я не отказываюсь от воли. До встречи с тобой я, как ты знаешь, не была рабыней. Так что было бы справедливо, если бы ты вернул мне то, что забрал. А жена у тебя уже есть. Без второй ты жил раньше и сейчас проживёшь, — грустно ответила девушка.
Хаук в мгновение ока оказался рядом и схватив её за плечи хорошенько тряхнул, так, что Алия прикусила губу и тонкая струйка крови побежала по её подбородку. Хаук большим пальцем нежно стёр алую дорожку. Он не рассчитал свою силу и не хотел причинить ей боль. Хаук наклонился к девушке, чтобы поцеловать, утешив, подарив свою ласку, но Алия отвернулась и его губы скользнули только по щеке. Хаук прищурился. На его скулах заходили желваки.
— Не тебе мне указывать с кем мне жить, женщина. Отказываешься от замужества и предпочитаешь остаться рабыней?
— Если дашь…
— Не дам. Вольную не дам, — он взял её за подбородок и повернул к себе лицо так, чтобы видеть её глаза, такие невозможные, такие ведьмовские, он бы сказал, такие любимые, но это выдумки. — Если получишь вольную, ты ведь уйдёшь от меня, — скорее как утверждение, чем вопрос, все так же прожигая её взглядом.
— Уйду, — выдохнула, глядя в его глаза и стараясь запомнить каждую его чёрточку.
— Тогда ты не сможешь от меня освободиться. Уйдёшь только мёртвой, только смерть сможет освободить тебя, — его взгляд фосфорился и Алия теперь понимала, что он в тихом бешенстве. — Потому, что я не дам тебе воли. У тебя два пути, малышка: моя жена или. моя рабыня. У тебя, как у свободной, есть право выбора, — усмехнулся.