— И чего надеется достичь Текстед?
— Многого. Уверен — власти, состояния, его преумножения…
— Но он едва ли не самый богатый в королевстве человек.
— Некоторым всегда мало, их жажда неутолима. Но думаю, им владеет не просто страсть к накоплению… его привлекает сама возможность завоевывать, подчинять.
Шарлотта тряхнула головой, как бы желая отогнать слова Стоунлея. Но у нее не было причин сомневаться. Лорд ничего не приобретал, очерняя в ее глазах маркиза.
— Вчера вечером, когда я приехала от вас, — начала Шарлотта, — папа получил письмо. Его люди сообщали, будто стало известно, что его деловое предприятие — обман. Что он хочет создать фиктивную компанию, получить средства и воссоздать в Северной Африке сильное государство. Папа пришел в ужас и решил, что это вы распустили этот слух, чтобы уничтожить его. Ведь если такое дойдет до принца, он никогда не воспользуется своим влиянием, чтобы помочь отцу.
Стоунлей усмехнулся.
— И вы этому верите? — спросил он.
— Вы сказали мне, что поклялись погубить отца. Как же я могу не верить?
Стоунлей, нахмурившись, глядел в сторону.
— Вы признались мне, Шарлотта, что, хотя приехали в Брайтон с не очень-то благородными намерениями в отношении моего сердца, вскоре поняли, что не испытываете желания осуществить задуманное. — Он повернулся к девушке и пристально посмотрел ей в глаза. — Может, я и поклялся уничтожить сэра Джона, но, признаюсь, испытал облегчение, когда увидел, что он губит себя сам, без всякой помощи с моей стороны. И теперь, по прошествии стольких лет, зачем мне распространять подобные слухи, если я намерен ухаживать за его дочерью? Ведь если она узнает, это навсегда отвратит от меня ее сердце. Я был бы круглым дураком, поступая так.
Шарлотта приняла его разумный и правдивый ответ. Она некоторое время молчала и наконец спросила:
— Почему Текстед сам не пойдет к принцу или не использует свое влияние в парламенте, чтобы получить грамоту? Зачем ему нужен сэр Джон?
— Принц обожает вашего отца. А Текстеда с принцем не связывают теплые чувства. Да и в парламенте маркиз не пользуется доверием и не вызывает симпатии со стороны пэров. Они его никогда не поддержат, настолько он неприятен. Так что никто не даст ему грамоты. Ни за что.
— Каким бы плохим ни казался мой отец, он никогда не станет участвовать в работорговле. Он не опустится до такой бесчеловечности и подлости.
— Вам следовало бы лучше знать своего отца, — спокойно сказал Стоунлей.
— Вы мне не верите? — неприятно пораженная, воскликнула Шарлотта.
— Вы так и не спросили у него, почему я дал слово погубить его?
Шарлотта перевела дыхание.
— Он под любым предлогом уклонялся от ответа. Сказал, что ради меня хочет забыть существовавшие между вами недоразумения и разногласия. Я ничего от него не узнала. А поскольку он казался довольным тем, как развивались наши с вами отношения, я понадеялась, что все устроится, какие бы причины не лежали в основе вашей ссоры.
Стоунлей вздохнул. Некоторое время был слышен лишь стук копыт и фырканье лошадей.
Шарлотта ощущала исходившее от лорда напряжение. Она снова глянула в окошко на причудливые тени, ложившиеся на изгороди, кусты и лужайки. Позади осталось более четырех миль. Ей хотелось открыть Стоунлею истинную причину их путешествия. Вынужденная ложь мучила Шарлотту. Она решила, что на ферме они с сэром Джоном — Текстеда там не будет — разберутся в двуличии маркиза там, где это касается ее отца и грамоты. А до тех пор ей придется помучиться.
Стоунлей наконец заговорил, в голосе его прозвучало облегчение.
— Шарлотта, будет лучше, если вы узнаете, что произошло несколько лет назад и заставило меня возненавидеть вашего отца. Примерно через год после смерти вашей матери у сэра Джона начались первые неприятности с ростовщиками — у него набралось счетов почти на пятнадцать тысяч.
— Он так и сказал мне вчера вечером, — подтвердила Шарлотта. — Хотя цифра, названная им, была не так велика.
— Создается впечатление, что ваша мать при жизни сдерживала его страсть игрока. Как только ее не стало, его истинная натура взяла верх.
— Возможно.
— В любом случае, — Лорд глубоко вздохнул, — он намеревался разрешить свои трудности с помощью моей сестры, уговаривая ее бежать с ним. Она не только наследует огромное состояние, но и душевно неуравновешенна. Я не смог простить — такой поступок порочил его честь джентльмена.
— Боже милостивый, только не Элизабет! — Слезы покатились из глаз объятой ужасом Шарлотты. — Как он мог так поступить? Эмили рассказала мне о ее… о ее странностях. Но мой отец… о, Эдвард, мне так жаль. Не удивительно… вы не могли относиться к нему иначе. Теперь я все понимаю, мне так стыдно.
— Вам нечего стыдиться. Мы не выбираем своих родителей.
— Но он мой отец.
— То, что вы связаны с ним узами родства, — случай, а не ваш позор. Не смейте обвинять себя. Скажите только, Шарлотта, теперь вы понимаете, почему мой гнев против него так силен?
— Конечно, — всхлипнула она. — Я лишь удивляюсь, как вы вообще смогли пригласить меня в Эшест, даже если главным для вас было испытать меня?
Стоунлей обнял Шарлотту за плечи, а другой рукой ласково коснулся ее лица.
— Пожалуйста, не напоминайте о моем безумии. Мне очень жаль, что вы не дождались меня, а леди Перселл умудрилась столь «по-дружески» рассказать вам о моих намерениях, что спугнула вас. Может, вам теперь не нужно ехать к тете? Скажите, почему вы уехали? Почему не узнали, что я хотел вам сказать?
Шарлотта посмотрела на него. Подозревает ли лорд, что мотивы, побудившие ее обратиться к нему за помощью, ложны? Так хотелось открыть ему правду, особенно сейчас, когда он улыбался ей так нежно. Но она лишь ответила на его вопрос, на сердце у нее все еще лежала тяжесть:
— Я покинула ваш дом, потому что хотела избежать вашего отказа. О нем мне сказала леди Перселл. Это последняя часть испытаний показалась мне нестерпимой.
Стоунлей застонал и закрыл глаза.
— Да, мой знаменитый отказ.
— Совершенно верно.
— Напоминанием именно об этом меня изводили вчера весь вечер, я чуть не сошел с ума. Понадеялся, что никогда больше не услышу этих слов. И вот — какая ирония! — их произносят ваши губы.
— Можете ли вы винить меня в бегстве?
— Нет, — ответил он, глядя на Шарлотту; губы его болезненно искривились. — А вы поверите, если я скажу, что я не собирался отвергать вас?
Шарлотте стало совсем нехорошо. Он, видимо, придумал для нее новое, еще более трудное испытание?
— Что же вы хотели сделать, — спросила она недоверчиво, — если не отвергнуть меня? Или собирались подвергнуть новой проверке?
Она не могла вообразить ничего более страшного.
Он погладил Шарлотту по щеке.
— Должен заметить, хотя это испытание показалось бы вам самым ужасным, я хочу, чтобы вы согласились пройти его. Вчера вечером я собирался сделать не что иное, как попросить вас стать моей женой.
39
Шарлотта была ошеломлена. Тысячи тонких иголочек разом вонзились ей в лицо, так оно запылало. Не поверив услышанному, она переспросила:
— Попросить меня стать вашей женой?
— Да, — тихо ответил он, проведя большим пальцем по губам Шарлотты. — Упасть перед вами на колени, сознаться в своем глубоком восхищении вами, признать, что полюбил вас в тот момент, когда поднял в переулке в первый день и взял на руки.
— Не отказ? — снова переспросила она, боясь поверить и отметив в глубине сознания, что они проехали больше четырех миль и путешествие должно скоро окончиться.
— Не отказ, — повторил Стоунлей. — Вы выйдете за меня, Шарлотта? Вы позволите вернуть Генри его состояние? Мне это вполне по силам, по моим возможностям, если вы еще не до конца представляете, насколько я богат. Вы станете хозяйкой моих поместий? Вы разделите со мной свое будущее, чтобы дать мне счастье, которое способны принести только вы? Я этого не заслуживаю, я знаю. Я обманывал вас и обращался с вами жестоко, но раскаиваюсь и обещаю отдать вам свое сердце на всю оставшуюся жизнь… и доказывать, что я исправился. И сделать вас самой счастливой женщиной на земле.