Беру плащ из шкафа в прихожей и надеваю. Я снова прилично выгляжу. За исключением
толстого кожаного ошейника на шее, никто не догадается, что под плащом я готова быть
сабой. Кладу ключи от квартиры в карман и выхожу.
Это более возбуждающе, чем я могла когда-нибудь представить: пройти по зданию,
зная, куда я иду и во что одета. Маленькое яйцо продолжает пульсировать внутри, пока я
спускаюсь на лифте вниз и пересекаю лобби до другого лифта, который отвезет меня на
седьмой этаж.
- Это был приятный сюрприз? – спрашивает портье, когда я прохожу мимо его
стола.
Я подскакиваю. Я так сосредоточилась на том, куда иду, что даже не заметила его.
- Что?
- Ваша посылка. Была приятной?
Я уставилась на него, сознавая, что зажимы на сосках начинают причинять легкую
боль, что во мне двигается силиконовое яйцо, и что я почти голая.
- Да, спасибо. Очень приятной. Там было…новое платье.
- О, это здорово.
- Что ж, всего доброго, - бросаю быстро, направляясь к лифту, в отчаянном
желании продолжить свой путь. Я знаю, что до 14:30 у меня осталась минута или две.
Лифт приходит не сразу, и я чувствую, как по мере его ожидания растет мое
беспокойство. Я опоздаю!
Наконец двери открываются, и я заскакиваю в лифт, нажав на седьмой этаж.
Ну же, давай, ну же.
Лифт медленно ползет на седьмой, и двери вновь открываются. Я спешу по
коридору, с трудом передвигаясь на высоких каблуках, и, тяжело дыша, стучу в дверь
будуара.
Пожалуйста, хоть бы я не опоздала.
Дверь никто не открывает. Снова стучу и жду. По-прежнему ничего. Я барабаню
сильнее.
Она неожиданно распахивается. Он там в длинном черном балахоне. Его глаза –
ледяная сталь, а рот плотно сжат.
- Ты опоздала, - кратко бросает он, и мой желудок заполняет жидкий страх.
- Я…Я…, - мои губы онемели, я вся дрожу. С трудом выдавливаю из себя слова. –
Лифт…
- Я сказал в два тридцать. Этому нет оправданий. Заходи.
О, черт. Я охвачена страхом, сердце колотится в груди, все тело покалывает от
адреналина. Внутренний голос подсказывает мне бежать. Сказать, чтобы он проваливал,
что я больше не играю в эти игры. Но я знаю, что подчинюсь. Я слишком далеко зашла,
чтобы сейчас соскочить.
- Снимай плащ. На который, кстати, я не давал разрешения.
Мне хочется запротестовать, но я знаю, что сейчас он хочет, чтобы я как-нибудь
его ослушалась. Опоздав, я умудрилась очень его разозлить. Плащ спадает с моих плеч, и
я остаюсь стоять в своем «наряде» с ярко-красными сосками, охваченными к этому
моменту уже жгучей болью из-за давления зажимов, и с осознанием того факта, что мое
тело реагирует на Доминика жаром и покалыванием. Маленькое яйцо в моих глубинах по-
прежнему давит на стеночки, заводя меня жужжащими ласками.
Глаза Доминика поблескивают под его прямыми черными бровями.
- Очень хорошо, - говорит он. - Да. Именно этого я и хотел. А сейчас опустись на
четвереньки.
- Да, сэр, - Я падаю вниз, как велено. Он нагибается и делает что-то с передней
частью моего ошейника. Когда он встает, я понимаю, что он прикрепил к нему длинный
кожаный поводок.
- Пошли.
Он идет в сторону спальни, и я ползу за ним на четвереньках. Он не тянет за
поводок, но я знаю, что он символизирует мою принадлежность Доминику. В спальне
приглушен свет, а к подножью кровати приставлена длинная низкая лавочка. Когда мы
входим в комнату, он вновь склоняется ко мне и снимает зажимы с моих сосков. Я
чувствую огромное облегчение, но от них соски остаются вытянутыми, пульсирующими и
гиперчувствительными.
- Подойди к скамейке, - командует Доминик, вновь выпрямившись. – Встань перед
ней на колени и вытянись вдоль нее.
Подчиняюсь его приказу: подползаю к лавке, колени остаются на полу, а я
устраиваюсь на гладком дереве, нижняя часть тела открыта. Я гадаю, что же сейчас
произойдет.
- Обними ее.
Я обхватываю лавку руками, чувствительные соски причиняют боль, когда я
прикасаюсь к поверхности скамейки.
Доминик начинает перемещаться позади меня. Мне не видно, что он делает, но я
слышу ритмичные шлепки, когда он постукивает чем-то по своей ладони.
- Ты ослушалась меня, - крайне суровым голосом произносит он. – Ты опоздала.
Думаешь, саба должна заставлять своего мастера ждать хотя бы секунду?
- Нет, сэр, - шепчу я. Ожидание того, что он собирается сделать со мной, ужасно.
- Твоей обязанностью было прибыть сюда до 14:30, чтобы выполнить мой приказ и
находиться в будуаре ровно в половине.
На слове «ровно» он вновь хлопает чем-то по своей ладони.
Что у него в руках, ради всех святых?
Его голос опускается до шепота.
- Что мне следует с тобой сделать?
- Наказать меня, сэр, – мой голос тих и смиренен.
- Что?
- Наказать меня, сэр, – повторяю я громче.
- Да. Мне нужно научить тебя манерам. Ты непослушная девчонка?
- Да, сэр.
Слова возбуждают меня, раззадоривают. Интересно, не забыл ли он о яйце, которое
все еще пульсирует во мне.
- Кто ты?
- Непослушная девчонка.
- Да. Очень непослушная, озорная девчонка. Нужно, чтобы шестерка лучших
преподала тебе урок.
Он перестает расхаживать и взмахивает в воздухе предметом, который держит в
руке. Тот издает свистящий звук, и я предполагаю, что это стек. Я чувствую прилив
страха. Не хочу этого, от него больно. Держись стойко, - говорю я себе. - Не показывай
ему, что боишься.
Наступает продолжительная тишина, и я чувствую, как моя попка покалывает в
ожидании. Я с трудом выношу это. А затем, шлеп!
Плеть опускается на мои ягодицы. Щиплет, но не доставляет той тошнотворной
боли, которой я опасалась. Я стою спокойно и стараюсь не шевелиться.
Шлеп!
Удар снова приходится на мягкую часть моей попы, на этот раз чуть сильнее. Я
ахаю. Прежде чем я успеваю прийти в себя, снова получаю плетью, опять чуть сильнее, и
затем снова. Из меня вырывается крик. Ягодицы горят, ощущаю, как кожа воспалена и
чувствительна. Плеть снова опускается на меня с кусающим, жалящим хлопком, посылая
по коже испепеляющую муку. Мне совсем не нравится это ощущение жгучей боли.
Маленькое яйцо все еще трепещет во мне, но я этого совершенно не ощущаю. Все, что я
могу чувствовать: это мучительное соприкосновение плети с телом, когда она в пятый раз
опускается на меня. От боли я всхлипываю, а на глаза наворачиваются слезы. Я
сдерживаюсь для последнего удара, и он не заставляет себя ждать, более сильный, чем все
предыдущие, врезаясь в мою нежную кожу, словно ожог от раскаленной кочерги.
Из груди стремится вырваться прерывистый всхлип, но я призываю всю свою
стойкость и подавляю его. Не хочу, чтобы он видел мои слезы.
Все закончилось. Закончилось.
Но я собираюсь сказать ему, что не хочу больше испытывать таких ощущений. Я
не могу переносить ощущения от плети, не только из-за причиняемой ей боли, но и из-за
чувства унижения, которое испытываю, когда меня так порют.
Он нагибается и тянет за черный шнур у меня между ног. Маленькое трепещущее
яйцо выскальзывает со слабеньким хлопком. Он выключает его.
- Молодец, Бет, - говорит он мягко, и рукой нежно потирает мои ягодицы. – Я был
с тобой суров. Не смог устоять при виде того, как твоя прекрасная кожа краснеет и
распаляется для меня. Мне хотелось впиться в нее со всей силы, - он втягивает воздух и
выдыхает. – Ты меня очень возбудила. Поднимайся.
Я поднимаюсь со скамейки, ягодицы пульсируют от боли. Я с трудом могу
держаться прямо.
- Подползи ко мне.