Мое эмоциональное состояние тоже хуже некуда. Я не в силах остановить поток
слез при воспоминании о том, что сотворил со мной Доминик. Это словно ужасное
предательство. Он попросил довериться ему, и я это сделала. Он попросил довериться его
знаниям о моих лимитах, и я доверилась. Я сказала ему, что мне не понравилось
подземелье, но именно туда он меня и отвел, чтобы причинить невыразимые мучения.
И я ему это позволила.
Отчего тоже больно. Может, Доминик и орудовал плетью, однако я позволила себе
попасть в такую ситуацию. Но тут я напоминаю себе, что именно Доминик утратил
контроль и довел все до уровня, превышающего мои возможности. Должно быть, в запале
он забыл, что я в этом новичок, но его обязанностью было присматривать за мной и быть
в курсе того, что я могу вынести. В этом он облажался.
Так же безумно обидно, что Доминик не пытается со мной связаться, чтобы
поговорить. Он ушел молча. Я получила лишь одно лаконично сообщение, в котором
говорилось: «Я сожалею. Д». И больше ничего.
Неужели он действительно полагает, что одного сообщения достаточно, чтобы
компенсировать это… это физическое насилие?
Ему нужно придумать что-то получше этого.
В понедельник утром я звоню Джеймсу и говорю, что заболела. Его голос слегка
насторожен, будто он понимает, что я не совсем честна с ним, но, тем не менее он
произносит все полагающиеся в таких случаях слова о том, чтобы я позаботилась о себе и
не приходила на работу, пока не почувствую себя лучше. Я провожу день в одиночестве,
одержимо размышляя о днях, которые провела с Домиником, пытаясь анализировать,
почему все пошло настолько неправильно. Я сворачиваюсь калачиком с де Хэвиллендом
на диване, находя утешение в этом мягком мурлыкающем комочке теплоты.
По крайней мере, кот все еще любит меня.
Волдыри на моей спине все еще яркие и воспаленные, но боль чуть поутихла. Жар
на коже, из-за которого я не могла заснуть всю воскресную ночь, пошел на убыль. Я могу
лишь представлять то время, когда боль полностью исчезнет – когда я исцелюсь.
Во вторник я снова притворяюсь больной. На этот раз Джеймс явно обеспокоен.
- Все в порядке, Бет?
- Да, - говорю я, - ну…вроде как.
- Это как-то связано с Домиником?
- И да, и нет. Послушайте, Джеймс, мне нужен еще один день. Я вернусь на работу
завтра, обещаю. Тогда-то все вам и расскажу.
- Ладно, милая. Не торопись. Я понимаю.
Я знаю, как мне повезло с таким боссом.
Во вторник днем я чувствую себя немного лучше. Спина продолжает болеть, но
явно идет на поправку. Хотя на сердце до сих пор тяжело из-за отсутствия новостей от
Доминика. Всякий раз, когда я думаю об этом, то чувствую себя полностью
уничтоженной. Как он мог так плохо со мной поступить, а потом бросить? Конечно же, он
должен знать, что оставил меня абсолютно разбитой.
Во вторник во второй половине дня раздается стук в дверь. Мое сердце сразу же
начинает колотиться в груди при мысли, что возможно это Доминик.
- Нет, - строго говорю я себе, подходя к двери. Это, должно быть, Джеймс заскочил
меня проведать с куриным супом и шоколадом. Но я не могу перестать надеяться весь
путь, пока дохожу до двери и открываю ее.
К моему удивлению, за дверью меня ожидает не Доминик и не Джеймс. Это Адам.
- Сюрприз! – восклицает он, улыбаясь во все лицо.
Я раскрываю рот, не в силах поверить своим глазам. Сейчас он выглядит для меня
настолько по-другому, хотя он точно такой же, каким я его и запомнила. В потрепанной и
совершенно безвкусной одежде: на нем дешевая клетчатая рубашка под серой толстовкой
с названием какой-то спортивной команды и мешковатые голубые джинсы, которые сидят
под его небольшим пивным брюшком, а завершают все белые кроссовки. На его плече
висит спортивный вещмешок. Он смотрит на меня явно в восторге от своего
неожиданного приезда.
- Разве ты не собираешься поздороваться? - говорит он, в то время как я остаюсь
безмолвной.
- Ах… – мне все еще тяжело поверить собственным глазам. В этом нет никакого
смысла. Адам? Здесь, в квартире Селии? – Привет, - удается мне вымолвить.
- Могу я войти? Умираю, как хочу пописать и чашку чая. Не одновременно,
естественно.
Мне не хочется впускать его в квартиру, но, так как ему нужно в уборную,
чувствую, что не могу отказать. Я отступаю в сторону и впускаю его. Так странно видеть
эту часть моей жизни – ту главу, которую я считала уже закрытой – входящей в мою
новую реальность. Мне нисколечко не нравятся эти ощущения.
- Туалет там, - говорю я, показывая на ванную, и его пребывание там дает мне
необходимую минуту, чтобы собраться с мыслями. Когда он выходит оттуда, счастливо
насвистывая, что когда-то казалось мне милым и чудесным, а сейчас заставляет
скрежетать зубами, я произношу:
- Адам, что ты тут делаешь?
Он, кажется, удивлен моему резкому тону.
- Твоя мама сказала, где ты, и мне захотелось приехать и повидать тебя.
Он раскидывает руки в стороны, будто не понимает, как я могу спрашивать такие
элементарные, естественные вещи.
Я пялюсь на него. У меня смутные воспоминания, что когда-то я любила этого
человека, что была уничтожена, когда он разбил мне сердце, но сейчас все это кажется
нелепым. По сравнению с Домиником он выглядит бледным и щуплым: с его неописуемо
растрепанными волосами, пухлым лицом и бледно-голубыми глазами.
- Но, Адам, - говорю я, стараясь придать голосу размеренности и разумности, -
последний раз, когда я тебя видела, мы расстались. Ты трахал Ханну, помнишь? Ты
бросил меня ради нее.
Адам морщится и машет рукой в нетерпеливом жесте.
- Ах, это. Ну, да. Слушай, я пришел извиниться. С этим покончено. Это была
ошибка, и я о ней сожалею. Но у меня есть отличная новость. Я хочу дать нам еще один
шанс!
Он снова радостно улыбается мне и ждет моей реакции, словно я должна завизжать
от счастья и восторгаться этому.
- Адам, - я беспомощно смотрю на него, не зная, что сказать.
- Что парню нужно сделать, чтобы ему налили тут чашку чая? – спрашивает он и
начинает открывать двери. Найдя кухню, он произносит: - Бинго! – и заходит.
Я следую за ним, ненавидя то, как он вторгается в мою упорядоченную жизнь.
Припоминаю, как он имел обыкновение врываться и хозяйничать в поисках того, что ему
хотелось, оставляя все в беспорядке.
- Адам, ты не можешь вот так просто появиться. Ты должен был позвонить.
- Я хотел сделать тебе сюрприз, - отвечает он, выглядя слегка обиженным. Он
подхватывает чайник и начинает наполнять его водой из раковины. – Разве ты не рада
меня видеть? – он состраивает гримасу «маленького мальчика», одну из тех, что раньше
растапливали мое сердце.
- По правде говоря, сейчас неподходящее время.
Ради Бога не пытайся щадить его чувства! Он не делал этого для тебя! Просто
скажи ему, чтобы сматывал удочки и выметался!
- Не похоже, чтобы ты была очень занята. Твоя мама сказала, что ты можешь быть
на работе, и чтобы я подождал до вечера или позвонил тебе, но я решил заскочить и
посмотреть: повезет ли, и ты оказалась дома! Судьба, знаешь ли, – он ставит чайник на
подставку и включает его.
Ладно, одна чашка чая, после чего он уберется восвояси.
Я делаю две кружки чая, пока он рассказывает мне о своем путешествии на поезде
до Лондона и поездке в метро. Мы переходим в гостиную, где де Хэвилленд привычно
сидит на страже у окна, глядя на голубей. Он переводит на нас взгляд своих желтых глаз,
моргает и возвращается к окну, обернув хвост вокруг лап.