Выбрать главу

себе, мы прощаемся, и я остаюсь в странной гудящей тишине, которая обрушивается

послебольшого количестваболтовни. Я встаю и подхожу к окну, пытаясь подавить

одиночество, растущее глубоко внутри.

Я рада звонку родителей, но они непреднамеренно доводят меня снова. Я чувствую

это все время, постоянно борясь с тем, чтобы покончить со страданиями, которые

захлестнули меня с той ночи, когда Адам растоптал меня; требуется вся моя сила, чтобы

сделать хоть несколько шагов вперед, и затем самое легкое воспоминание посылает меня

назад в пучину грусти и разочарования.

В квартире напротив по-прежнему темно. Где тот мужчина, которого я видела

вчера вечером? Я понимаю, что подсознательно с нетерпением жду его возвращения,

желая увидеть его снова; фактически, он весь день всплывал в моих мыслях, о чем я даже

не догадывалась. Я вспоминаю его полуобнаженный образ, как он изящно двигался по

своей гостиной, как он смотрел на меня прожигающим взглядом. Он не был похож ни на

одного человека, которого я когда-либо видела прежде, по крайней мере, не в реальной

жизни.

Адам не высок, хотя и достаточно силен от работ в строительной компании его

отца. В самом деле, чем дольшея его знаю, тем более плотным и почти квадратным он

становится, может быть потому, что он получает всю свою энергию от питания в

забегаловках, то естьбесконечной жареной еды и готовых завтраков. В свободное время,

он любит не что иное, как выпить несколько банок пива и совершить ночные наезды в

дешевый магазин, торгующий горячей пищей. Когда я увидела его той ночью,

приподнявшимся на локте и пристально смотрящим на меня, и Ханну с напуганным

лицом на подушке под ним, моя первая мысль была о том, какой он толстый. Его белая

грудь казалась толстой, а его голый животсвисал над Ханной, которая соответствовала

ему по возрасту с её большими грудями и полными бедрами.

- Бет! - выдохнул он, в его выражении лица смешалось и замешательство, и чувство

вины, и смущение, и, конечно же, раздражение. - Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Ты

же должна была сидеть с детьми.

Ханна ничего не сказала, но я видела, как ее первоначальное замешательство

сменилось противным игнором. Ее глаза угрожающе блеснули, как будто она готовилась

к борьбе. Пойманная за грязным актом, она собиралась ранить меня. Вместо того, чтобы

играть роль злой соблазнительницы, она попыталась выставить меня вульгарной дурой,

стоящей на пути любви Ромео и верной Джульетты. Ее нагота становилась делом чести, а

не стыда.

- Да, - наконец, заговорила она, - мы трахаемся, мы без ума друг от друга, и мы не

можем противиться этому. Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

Не спрашивайте меня, как я узнала все это за те несколько секунд, когда вошла и

поняла, что вижу. Женская интуиция может быть банальностью, но это не делает ее

неверной. Кроме этого, я знала, что все, чему я верила минуту назад, теперь не

существует, а такжето, что я чувствую ужасную боль, мое сердце разбито и истерзано,

каждый его дюйм. Спустя какое-то время ко мне наконец-то вернулся дар речи. Я

смотрела на Адама. Глаза умоляли, но я произнесла лишь:

- Почему? Почему?

Я делаю глубокий вдох. Даже оказавшись в таком огромном городе, как Лондон, я

не могу перестать проигрывать эту несчастную сцену. Как мне забыть об этом? Когда все

это закончится? Страдание настолько убийственно утомительно. Никто никогда не

говорит о том, что истощение это печально.

В квартире напротив все еще темно. Я предполагаю, что мужчина, должно быть,

отсутствует в виду своей гламурной жизни и сейчас, наверно, делаетбесконечно

захватывающие вещи: гуляет с женщинами, такими, как он – красивыми, сложнымии

состоятельными.

Внезапно я решаю, что мне просто необходимо мороженое. Отворачиваюсь от окна

и говорю Де Хэвиленду, который свернулся на диване:

- Я просто выйду на улицу. Может на какое-то время, -беру ключи и выхожу из

дома.

Выйдя из квартиры, понимаю, что часть уверенности, которую я приобрела в

течение дня, просачивается сквозь менясловно воздух, который медленно выходит из

проколотой шины.

Вокруг меня высокие здания. Я понятия не имею, где я, и где искать мороженое. Я

планировала спросить швейцара, но стойка была пуста, таким образом, я возвратилась к

главным улицам. Здесь хорошие магазины, но нет ни одного, что может предложить то,

что мне надо. Но, так или иначе, они все закрыты: на окнах решетки и они заперты. За

стеклом: Персидские ковры, огромные фарфоровые вазы и люстры или модная одежда.

Где я могу купить мороженое? Я иду вникуда теплым летним вечером, пытаясь

вспомнить, откуда я пришла. Прохожу бары и рестораны, более шикарные, чем те, что я

видела прежде, мимо здоровенных мужчин в черных куртках и наушниках, стоящих у

дверей. Позади ухоженных преград – люди в солнцезащитных очках с тем безошибочным

шармом богатства.

Я вздрогнула. Что я делаю здесь? Что заставляет меня думать, что я могу выжить в

таком мире как этот? Я, должно быть, безумна. Это смешно. Я не принадлежу этому миру,

и никогда не смогу в него вписаться. Я хочу кричать.

Тогда я вижу яркий навес и спешу к нему, полная облегчения. Я появляюсь из-за

угла магазина несколько минут спустя с коробкой очень дорогого мороженого в сумке,

чувствуя себя более счастливой.

Теперь все, что я должна сделать, это найти путь назад домой.

Я вспоминаю, что еще не видела телевизор в квартире Селии или компьютер. У

меня есть мой старенький ноутбук, но кто его знает, есть ли там подключение к

интернету.

Наверное, нет. Я не уверена, как буду есть мороженое, не смотря что-то по

телевизору в это время, но предполагаю, что выживу. Это будет также вкусно, правда же?

Я уже за углом от Рэндолф Гарденса и не знаю точно, как мне удается сделать это,

но в следующий моментя врезаюсь вмужчину. Он, должно быть, шел передо мной, но

остановился, не заметив меня, а я шла прямо по правой стороне дороги, пока мой нос не

прижался к его спине.

- О! – восклицаю я и отступаю назад, теряя равновесие, так что спотыкаюсь о

тротуар и роняю сумку с моим мороженым в сточную канаву. Она скатывается и

останавливается на пыльном стоке, наполненная мусором и опавшими листьями.

- Я сожалею, - говорит он, оборачиваясь ко мне, и тут я осознаю, что в открытую

изучаю красивое лицо мужчины. - Вы в порядке?

Чувствую, что краснею:

- Да, - отвечаю, затаив дыхание, - и это была моя ошибка. Я должна смотреть, куда

иду.

Он просто умопомрачительный. На самом деле, я с трудом могу смотреть на него и

вместо этого концентрирую свой взгляд на его красиво выкроенном темном костюме и

букете белых пионов, которые он несет. Как странно, он держит мои любимые цветы.

- Позвольте мне Ваши покупки, - его голос глубокий и низкий, а акцент выдает

хорошо образованного и культурного человека. Он делает шаг вперед, как будто хочет

спуститься в сточную канаву, чтобы достать мое мороженое.

- Нет, нет, - я говорю быстро, краснея еще больше, - я достануего.

Мы нагибаемся и протягиваем руки в одно и то же время, и его рука накрывает

мою, такая теплая и тяжелая. Я задыхаюсь идергаю ее, от чего опять спотыкаюсь и

наклоняюсь вперед в сточную канаву. Он моментально сильно сжимает мою руку, не

давая мне упасть плашмя лицом.

- Все хорошо? – при этих его словах я пытаюсь встать на ноги. Он не позволил мне