Царь бросил на вошедшего испытующий взгляд.
— Ты ли сочинил эти стихи? — спросил он.
— Я, — отвечал Полежаев.
— Вот, князь, — усмехнулся государь, обращаясь к попечителю, — вот я вам дам образчик университетского воспитания, я вам покажу, чему учатся там молодые люди. Читай эту тетрадь вслух.
Волнение Полежаева было так сильно, что он не мог читать.
— Я не могу, — сказал он.
— Читай! — закричал Николай.
Этот крик вернул ему силы. Никогда не видывал он своего "Сашку" переписанного столь красиво и на такой славной бумаге.
Сначала робко, потом одушевляясь более и более, он громко и живо дочитал поэму до конца. В местах особенно дерзких Николай делал знак рукой министру. Тот закрывал глаза от ужаса.
— Что скажете? — спросил царь по окончании чтения. — Я положу предел этому разврату! Это все еще следы, последние остатки, я их искореню! Какого он поведения?
Министр, разумеется, не знал, какого он поведения, но в нем проснулось что-то человеческое.
— Превосходнейшего поведения, Ваше Величество.
— Этот отзыв тебя спас, но наказать тебя надобно для примера другим. Хочешь в военную службу?
Полежаев молчал.
— Я тебе даю военной службой средство очиститься. Что же, хочешь?
— Я должен повиноваться.
Государь подошел к нему, положил руку на плечо и, сказав:
— От тебя зависит твоя судьба; если я забуду, ты можешь мне писать, — и поцеловал его в лоб.
Александр Герцен, поведавший эту историю, говорил, что раз десять заставлял Полежаева повторять рассказ о поцелуе. Тот клялся, что так и было. Несколько лет спустя Полежаев умер в солдатской больнице. Ни одно письмо его к государю ответа не имело.
Вскоре настал черед и самого Александра Герцена. Идеи французской политической философии были дороги его сердцу и близки его друзьям-студентам, объединившимся вокруг него. Юноши расхаживали в бархатных беретах и трехцветных шарфах, устроили шумный протест против профессора Малова, когда тот неуважительно отнесся к одному из студентов. В университетской "маловской" истории принимал участие и Лермонтов, никому не известный юноша.
Александр Герцен и его друг Огарев, едва окончившие курс, были арестованы и сосланы в глубину России на пять лет.
Но ранее их испытал гонения студент Виссарион Белинский, казеннокоштный студент.
Белинский родился в городке Чембаре в бедной семье армейского лекаря в 1811 году. Вечно пьяный отец бывал неразборчив и буен во хмелю, с кулаками гонялся за женой. Щуплый сынок Виссарион приводил его домой, обводил пьяного через широкую, в доску, дыру на крыльце. В восемнадцать лет Виссарион отправился в Москву поступать в университет.
— Папенька, маменька, соберите меня, завтра я ухожу с обозом.
Мать, изможденная женщина с врожденно-умным лицом молча взялась за сборы. Отец пьяно вскинулся.
— А кормить тебя кто будет?
— Своим умом проживу.
— Болезный мой, — мать со вздохом обняла сыночка, затерла золой вздувшийся волдырь на шее.
Первый же встреченный город, Рязань, очаровал впечатлительного юношу. Оказывается, в России есть прекрасные города!
Наконец, за много верст, словно в тумане, засветилась колокольня Ивана Великого. К ней долго ехали. Москва-река была запружена барками. Златоглавая белокаменная Москва показалась сказкой.
На заставе его остановили.
— Кто таков?
А свидетельства о происхождении у него нет, отец забыл дать его сыну!
— Беглый?
Кое-как, сказавшись лакеем графа Ивана Николаевича, молодой человек миновал стражу. Быстрым шагом отдалившись на расстояние полуверсты, он свернул за угол в переулок, отыскивая глазами укромный непыльный уголок, чтобы отдохнуть от пережитого страха. Он был боязлив, слабого здоровья и ощущал себя совершенно беззащитным. И вдруг увидел приближающуюся к нему духовную особу в замызганной рясе, служителя алтарей. Поравнявшись с Белинским, тот снял шляпу и словно старинному знакомому пожелал доброго здравия, после чего "проблеял козлиным голосом".
— Милостивый государь! Пожалуйте отцу Ивану на бедность две копейки.
Виссарион догадался, что в кармане достопочтенного отца Ивана обреталось только шесть копеек, и, следовательно, не доставало двух. Молча подал он два гроша и проследил взглядом, как тот бегом пустился в ближайший кабак.
В ту же минуту новое приключение ожидало его. Опустившись на траву, бледный, худой, с воспаленными прыщами на шее, он расположился было на краткий отдых, как вдруг над ним раздалась медовая цыганская скороговорка.