Истязание продолжалось почти всю ночь. Лицо и грудь были залиты вонючей спермой, та что засохла больно стягивала кожу, веки слипались и горели огнём, в животе бурлило от неимоверного количества проглоченной гадости. Павел ничего не ощущал, он уже даже не плакал, слезы кончились, он покорно открывал рот и терпел. Плевать запрещалось, он должен был обязательно глотать, в этом таилась какая-то иезуитская необходимость, в случае неповиновения следовал удар в пах.
Первая мысль, которая пришла в голову, когда всё закончилось — повесится. Он не понимал, как дальше жить с этим позором.
Боль, опоясавшая шею уже не ощущалась, дыхание прервалось и только слегка подёргивались ноги, по которым текла горячая моча. Ещё секунда, и наступила бы блаженная свобода, но кто-то обхватил его, приподнял, ослабив давление верёвки, Пашка глубоко вздохнул, и от обилия воздуха потерял сознание, в это же мгновение лезвие ножа перерезало верёвку, и его обмякшее тело рухнуло на пол.
— Курсант Тимофеев, что за херня! — орал начальник особого отдела. — Ты что отбиться не мог от этого быдла? Дал бы одному в морду, другие бы сами разбежались, мать твою. Мне то что теперь делать? Что я должен докладывать руководству? Что на вверенной мне территории обитают пидарасы вместо преданных родине будущих офицеров. Как прикажешь объясняться? Что молчишь!?
— Товарищ полковник… Я не знаю… — Павел стоял понурив голову и боялся даже поднять глаза, ему было невыносимо стыдно и противно.
— Не знает он! Щенок! — полковник нервно расхаживал по кабинету и пинал ногой стулья, расставленные вокруг большого полированного стола. — Какого ты хера вообще попёрся в армию, если не можешь за себя постоять. И ещё вешаться он собрался… А если бы тебя не вытащили из петли? Представляешь, что было бы со всеми нами? Из-за одного придурка пострадала бы масса нормальных людей. Чем я виноват? Почему я должен из-за тебя лишаться своего места, за которое я жопу рвал почти пятнадцать лет. На пузе ползал, унижался, терпел. Вот и тебе нужно было бы просто потерпеть, а потом отыгрался бы на молодых, как все делают. Так нет же… Отправить бы тебя в штрафбат года на два, чтобы почувствовал, что такое настоящая служба.
Паша умоляюще посмотрел на полковника и чуть слышно произнёс:
— Отпустите меня, пожалуйста… Я ошибся…
— Куда я должен тебя отпустить? — Гаркнул начальник особого отдела. — К мамке под юбку? Всё, ты свой выбор сделал… Марш в казарму!
Пашка не сдвинулся с места.
— Я прошу вас… — прошептал он чуть не плача.
Полковник налил себе воды из графина, выковырял аспирин из блистера, забросил в рот и запил, после чего закашлялся, подавившись застрявшей в горле раскисшей таблеткой. Лицо его, и без того мрачное, стало ещё мрачнее. Он уселся за стол и долго рылся в папке с личным делом курсанта Тимофеева, перекладывая анкеты, выписки, справки и фотографии. Ну ведь нормальный же пацан, подумал он. Отправлю в штрафбат, так это для него смертный приговор. Запетушат там его окончательно. Отпустить? Права не имею. Нужна справка, чтобы комиссовать. Оставить здесь тоже нельзя. Свихнётся окончательно.
— Слышишь, боец, отправлю ка я тебя по переводу в другое подразделение. Подальше от наших мест. Только чтобы молчок о случившемся. Понял меня?!
— Так точно, товарищ полковник! — Радостно выкрикнул Пашка.
— Тогда ступай, я дам распоряжение, чтобы подготовили все документы для перевода. Сегодня переночуешь в санчасти, в казарму не ходи, я позвоню ротному и военврачу, а завтра утром получишь предписание, и вперёд, на службу отечеству. И не дай бог тебе попасться мне на глаза ещё хоть раз. Молись, что на этом месте оказался я, а не кто-то другой.
Пашка хотел кинуться ему в ноги, расцеловать сапоги, но сдержался и лишь улыбнулся сквозь слезы.
— Спасибо вам… Большое…
— Вали. И чтобы больше я тебя не видел!
Они действительно больше никогда не увиделись, но благодаря этому человеку всё в жизни курсанта Тимофеева изменилось. К новому месту обучения он прибыл чистым, без всякого шлейфа, особист позаботился. И практически в первый же день после переезда, судьба сделала Пашке ещё один подарок, о котором он даже не мог и мечтать. Он увидел её ещё когда входил на территорию части. Симпатичная девчонка стояла у КПП с букетом цветов, и озиралась по сторонам, пристально вглядываясь в каждого проходящего мимо курсанта.
— Кто такая? — спросил Павел у дежурного, протягивая ему приписное свидетельство.
— Не знаю, — ответил тот, — второй день как приходит. Спрашивали к кому, не говорит.