Они собирались как подпольщики на конспиративную сходку. Каждый приехал отдельно, шли к дому с разных сторон, друг с другом не встречались, и только после заранее оговоренного стука Иштван открывал дверь.
— Волнуюсь я что-то, — попыталась разрядить повисшую тишину Лили, подкрашивая пред зеркалом ресницы.
— Я волнуюсь не меньше твоего, раздражённо ответил Иштван, — давай лучше не будем ныть, а пройдёмся по сценам.
— Мы уже сто раз проходились, — она капризно надула губки, — я наизусть знаю все позы и их смены, мы всё уже отрепетировали…
Лили осеклась, поняв, что сболтнула лишнего и отвела взгляд в сторону.
— Когда это мы репетировали? — что-то заподозрив, поинтересовался Иштван.
Не придумав, что соврать, Лили встала, и набросив халатик направилась к двери.
— Всё, я пошла одеваться.
— Ладно, давай. Через полчаса начинаем.
— А у тебя уже всё готово? — донёсся её голос из коридора.
— У меня то готово, — буркнул Иштван, поправив внезапно напрягшееся в штанах хозяйство.
Только Имрэ был абсолютно спокоен. Он, развалившись в кресле, задумчиво смотрел в потолок и поглаживал свой член, словно уговаривая его быть послушным и выносливым, на что член отвечал устойчивой эрекцией.
— Завидую тебе, — сказал Иштван, проходя мимо, и бросив взгляд на это произведение искусства.
— Есть за что, — гордо ответил Имрэ, — работаю над собой ежедневно.
— Да не красоте я твоей завидую, а спокойствию. Хотя чего тебе волноваться. — Он махнул рукой и занялся камерой. — Два раза в течение часа сможешь кончить?
— А то… Если постараться, то можно и три.
— Ну ты тут богом не прикидывайся. Откуда у тебя столько спермы возьмётся.
— Есть секрет…
— Ты что месяц не трахался?
— Почему не трахался… Трахался два дня назад. Мы с…
Ещё бы мгновение, и прозвучало бы имя Лили, но что-то щёлкнуло в голове Имрэ и эхом разнеслось в пустоте — «молчи, дурак», и он замолчал.
— Ну так с кем ты трахался, герой?
— Да с одной… Вы не знаете…
— Смотри, не сможешь нормально кончить, гонорар не получишь, — максимально сурово, но не сумев сдержать улыбку, произнёс Иштван.
— Смогу, — ответил Имрэ, и тоже пошёл одеваться.
Часы, заведённые на 19.00, заиграли свою писклявую мелодию, давая команду к началу. Лили вышла из спальни. Ярким светом, который излучали тайком вывезенные со студии софиты, было залито пространство, подготовленное для съёмки. В течение всего предыдущего дня Иштван превращал, освобождённую от лишней мебели комнату, в изысканный киношный интерьер, в котором главную роль должна была сыграть огромная кровать.
— Вот этот сексодромчик, — восторженно произнёс Имрэ, присвистнув в начале.
— Есть где развернуться, — подхватила настроение Лили.
— Ну что, начнём? — деловито, то ли скомандовал, то ли спросил Иштван.
— Начнём, — ответили в один голос новоиспечённые актёры.
И они начали… Цокот камеры смешался с приглушёнными стонами Лили, которая старалась изо всех сил сдерживая рвущееся наружу возбуждение. Она готова была разорвать Иштвана на куски, когда он зловещим шёпотом кричал «стоп», выключал камеру и начинал что-то советовать, делать замечания или поправлять растрепавшиеся волосы. Это было похоже на вселенский облом, но после третьего или четвёртого дубля, она начала постепенно привыкать к вынужденным паузам. Иштван со своей стороны тоже понимал, что этими остановками он сбивает с ритма, и рушит и без того хрупкий настрой начинающих актёров, понимал, что они переживают, что у них мандраж, но по другому было невозможно добиться идеальной сцены. Что такое идеал он и сам толком не знал, но непонятно как, чувствовал.
Казалось, что ему удалось снять почти всё, что хотелось, и главным объектом, которому Иштван уделил максимальное количество внимания, была фантастическая вагина Лили. Она стала его главной героиней. Это могло показаться обидным для самих актёров, но он так решил, давно влюбившись в неё, и захотел влюбить в это чудо всех, кто когда либо увидит его фильм. Он даже придумал ему название — «Вагина для Монти». Но для того чтобы впечатление было ещё большим Иштван, во время одной из вынужденных пауз в съёмке, предложил Лили побрить волосы между ног.
— Ты что с ума сошёл, — возмутилась она, — я никогда это не делала… Никто этого не делает.