Герцогиня вскинула изящную бровь – такое же выражение Джорджетта не раз видела на лице ее сына.
– Так ты хочешь переговорить с герцогом? Твои слова взывают, точно трубы ангелов. – Джорджетта едва не расхохоталась, а ее светлость продолжила: – И знаешь, в этом сезоне не принято заковывать гостей в кандалы. Но если ты не возражаешь… Может, позволишь проводить ее в комнату для гостей, где она сможет привести себя в порядок? Бентон сейчас ей все покажет.
– В комнату для гостей? – переспросила Джорджетта и, выразительно взглянув на своего спутника, мысленно воскликнула: «Я же вам говорила, что хочу отправиться в Дербишир!» – Нет-нет, я уверена, что в этом нет необходимости. Но скажите, лорд Старлинг, что именно вы собираетесь написать моему брату?
– Правду, помоги вам Бог, – ответил Хьюго. – А теперь идите за дворецким.
Безмолвный человек у входа – очевидно, Бентон – учтиво поклонился.
Они были уже в дверях, когда герцогиня сказала им вслед:
– Возвращайся побыстрее к нам, Хьюго, если хочешь отведать имбирного пирожного. Или позвони – пирожные принесут наверх. Разумеется, тебе необязательно спускаться в гостиную, – добавила ее светлость после паузы.
Мисс Фрост оглянулась – ее заинтриговала заминка в речи герцогини, а почтенная дама словно замерла с каким-то странным выражением в глазах. Тем временем светский разговор уже вовсю порхал по комнате.
«Но что же за чувства сейчас в глазах герцогини?» – спросила себя Джорджетта. В следующее мгновение дворецкий захлопнул дверь гостиной, украшенную резными расписными панелями, и повел ее по винтовой лестнице с широкими мраморными ступенями и коваными кружевными перилами. Хьюго же, помахав ей рукой, направился в другую сторону. Некоторое время девушка колебалась, не зная, что выбрать: знакомое или неизвестное, – но ей все же пришлось подняться. Тем более что лестница была очень красивая – из тех, что предлагает тебе свои услуги лишь в том случае, если «умеешь заводить друзей», как выразилась герцогиня.
В задумчивости шагая за дворецким, Джорджетта вдруг с удивлением поняла, что за чувство мелькнуло в глазах герцогини. Это было то же самое чувство, что тисками сжимало ее собственное сердце, причем с каждым шагом все сильнее, и чувство это было вызвано осознанием своего одиночества.
Герцога в кабинете не оказалось, в библиотеке – также. Более того, он не обнаружился ни в музыкальной комнате, ни в желтом салоне, ни в розовой комнате – то есть его не было ни в одном из тех мест, куда он обычно направлялся ближе к вечеру.
Задержавшись в розовой комнате, Хьюго стащил с себя злосчастный сюртук и повесил его на спинку стула возле письменного стола. Затем нацарапал записку, которая, как он надеялся, должна была успокоить Бенедикта: «Сестра нашлась, она с герцогиней…» – и так далее… Запечатав послание и отдав конверт слуге, который должен был отнести его на почту, Хьюго возобновил поиски.
В конце концов он все-таки нашел отца в бальном зале на втором этаже особняка. Занавеси на окнах были подняты, и все пространство залито светом послеполуденного солнца. Ярко блестел натертый воском и лимонным маслом пол, и цитрусовый аромат смешивался с запахом плесени – так иногда бывает в комнатах, которыми давно не пользовались. Да и сейчас зал был совершенно пуст, если не считать безголовую, безрукую фигуру, насаженную на шест, и самого герцога Уиллингема, то и дело коловшего манекен рапирой.
Увидев сына, герцог выпустил рапиру из руки, и она, с грохотом упав на пол, откатилась туда, где уже валялась другая, точно такая же. Отец же замер на мгновение, затем провел ладонью по своим взлохмаченным волосам – теперь уже скорее седым, чем черным, – и поспешил навстречу Хьюго.
Герцог всегда был мужчиной плотного сложения, но теперь его живот напоминал бочонок; годы сделали отца толстым и медлительным, медлительным в движениях, но, как и прежде, в суждениях оставался скорым.
Тяжело дыша, герцог окинул сына ледяным взглядом и проворчал:
– Явился без сюртука? Хочешь показать, до какой степени ты меня не уважаешь?
– Поверь, отец, было бы гораздо хуже, если бы я его не снял, – сообщил Хьюго. – Потом я найду другой ему на смену, так что успокойся, пожалуйста.
Герцог что-то проворчал себе под нос, затем отступил на несколько шагов, остановившись там, где лежали рапиры.
– Я думал, Хьюго, мы с тобой больше не разговариваем. Ты же так мне и сказал… Кажется, это было… года полтора назад.
Хьюго мысленно улыбнулся. Похоже, он одержал маленькую победу – ведь отец первый заговорил с ним, пусть даже сказал об отсутствии этого треклятого сюртука. Указав на манекен, Хьюго проговорил: