Когда собираются облака на небе и покрывают все видимое нами небо, – они бывают полны световым веществом, которое называют электричеством. Вещество сие любообщительно, и, как только есть где готовность принять его, оно тотчас исходит и явно бывает – и там – на небе, и здесь – на земле. Привлекают его предметы – высокие, острые, чистые; проводит влажность, течение воздуха. Когда есть что из сего в земных вещах и в такой силе, что способно привлечь его, оно нисходит на землю, а когда нет, не нисходит, – и облака проходят так. – Точь-в-точь то же бывает и в духовной жизни. – Покров небесный простерт, как облако, над нами и исполнен небесных благодатей – любообщительных, готовых тотчас низойти, если есть между нами лица, привлекающие и способные принять, – такие, т. е. лица, кои по свойствам своим духовным подобны предметам вещественным, привлекающим из облаков свет. – Вот сии свойства! Что в вещественном – высота, то в духовном – смирение: ибо оно у Господа высоко; что там острота, то здесь устремление ума на небо; что там чистота, то здесь искренность желания небесных вещей; что там течение воздуха, то здесь движение святых чувств и помышлений; что там влажность, то здесь сокрушенное и слезящее сердце; что там теплота, то здесь горение духа, уповательною молитвою согретого. (33, с. 4–5)
Слыхали вы о веществе, которое называют электричеством? Когда его возбудят в какой-либо вещи или наполнят им вещь, тогда сия вещь делается сосудом электричества, и кто коснется ее, из нее исходит искра и делает чувствительный удар в палец или в ту часть, которой коснешься ее… Так Бог устроил Церковь – всю ее и все то, что есть в ней, исполнил благодати; так что ищущие через все церковное могут восприять ее. Того слово обращает, другого – пение, того икона поражает, другого – священнодействие… тот великим чем поражается, а другой – малым; но во всех случаях действие одно, как удар какой исходит, поражает сердце, и оно становится с той минуты иным…
Как во внешней природе, – употребим то же сравнение, – помянутое электричество не на всякое тело действует… но на те только, кои к тому предрасположены… так и в духовном мире: пока не вообразятся в духе нашем потребные расположения к приятию благодати, благодать не изливается в него, чтобы не быть излиянною всуе. (34, с. 14–15)
«Много сплю, ем много». Сибаритство, выходит, магометанство. Видали вы электрическую машину? Подле колеса у ней есть медный цилиндр, в который из колеса, чрез трение, переходит электричество и набирается в нем в такой силе, что убить может, если коснуться неосторожно. Но если из этого цилиндра пустить в землю цепочку, то в нем и знаку не будет электричества, потому что оно в то же время, как входит в цилиндр, переходит в цепочку и уходит в землю. В таком точно положении вы с своим сном и ястием. Что ни успеете вы собрать духовного, все то что чрез них рассеивается, уходит – и вы пусты. Нет, уж тело надо стеснить малоспанием и малоястием, и преутруждением. Кто из отцов наших имел успех без стеснения плоти? Я, кажется, вам писал, что тело надо держать в струнку… как солдата во фрунте. Вот это и есть, что теперь говорю. Пока будете покоить тело, не ждите ничего доброго. (12, с. 181–182)
Когда мысль погрузится в Беспредельного и выйдет из себя, то исчезает в глубоком изумлении. Но лишь только обратится к себе, то, принося с собою сознание Беспредельного и в сей же акт, как бы налагая его на свое ничтожество, поражается, как ударом каким, сею несоизмеримостию и падает в благоговейном трепете в прах пред созерцаемым величием Бога при сознании своего ничтожества. Но должно знать, что сей страх не имеет муки. Им поражаться сладостно, как и вообще всякое мысленное, но истинное прикосновение духа нашего к Богу, из Коего он, есть сладостно и блаженно. Сила сего благоговейного страха велика: он проходит до разделения души и духа, членов же и мозгов, как бы истнивает и истончевает духовным действием своим и душу, и тело. Чувствующий его падает ниц, готов бы пройти в утробу земли, сквозь все твари, в бездну, туда, где нет ничего, от сознания своего ничтожества и величия Божия. Но при всем том ему приятно пребывать в сем состоянии: оно разливает отрадную прохладу в существе его, может быть, оттого, что есть истинное стояние твари в отношении к Творцу, или оттого, что здесь совершается истинное, а не мысленное проникновение ее существа силою и действием Божества. Оттого плодом благоговейного страха всегда бывает отрезвление, освежение, очищение духа. Как молния, проходя пространства воздушные, пожигает там всякую нечистоту и примесь и делает воздух чистым, так и огнь Божества, при благоговейном страхе, поедает нечистоту духа и очищает его, как злато в горниле. Потому все, проходившие степени совершенства, существенным условием к тому, а вместе могущественнейшим средством, признают сей благоговейный страх. (6, с. 339–340)