Хлопнула дверь, и я почувствовала, как вздрогнула стена.
24 июня
Отец смягчился. Он написал тетушке Дезире, что не сможет привезти к ней Манет, которая слишком больна, чтобы пуститься в путь. Но нельзя ли вместо нее привезти меня? Отец объяснил, что я вовсе не такая уж взрослая, хотя физически вполне развита.
— Понимаешь, Роза, это может им не понравиться, — сказал мне отец, запечатывая письмо воском. — В конце концов, тебе уже пятнадцать.
— Когда ты узнаешь, понравится им или нет?
— Письмо будет идти несколько месяцев, да и война с… — умолк он, вычисляя. — Через пять месяцев?
Я даже охнула. Пять месяцев ожидания! Мне надо знать сейчас же!
МОЯ ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
Воскресенье, 19 июля 1778 года
Говорят, в городе появилась новая семья, женщина с сыном. Я видела их в церкви после мессы. Сын хорош собой, на вид ему около шестнадцати лет, так мне кажется. Он смотрел на троих деревенских ребят, ловивших заползшего под скамью скорпиона, и вертел в руках кортик. Его глаз я не видела, их скрывала длинная темная челка. Льняная одежда и кожаные штаны у него все в заплатах.
— Беке-гуйав,[8] — еле слышно сказала мама, выталкивая меня за дверь церкви, — бродяги!
25 июля
Сегодня мама позволила нам с Мими и Сильвестром поехать на рынок.
— Но только после того, как сделаешь все, что надо по хозяйству, — сказала она.
Мы отправились в город в тележке, запряженной бычком.
В городке было многолюдно. Признаюсь, я надеялась увидеть этого парня, но попадались одни только моряки: они приходят из Форт-Ройяла на петушиные бои. Я смотрела в землю, как учили монахини.
Возле причала мы купили у рыбака со светлыми кудрями скумбрию и трех коралловых рыб. Пока мы рассматривали его улов, он не сводил с меня глаз. Затем сказал что-то Сильвестру и засмеялся так, что я покраснела.
Мы пошли обратно к площади, чтобы купить папайи, гуавы, авокадо и тапиоки. У стола с иконками, зеркальцами и бусами женщина рассказала нам о беглом рабе, который превратился в собаку и съел малыша на плантации Десфью. Как раз на самом страшном месте подошла мать нового парня. За ней, нагруженный кульками, шел и он сам.
Мать, женщина с глубоко посаженными глазами, кивнула мне.
— Я видела вас в церкви, — сказала она. Говорила она правильно, как монахиня. Между фразами поджимала губы.
Я кивнула. Она представилась как мадам Браудер, это вроде британская фамилия. А парня зовут Уильям.
— Мы живем у подножия Морн-Кро-Сури, — сказала я им.
— На реке? — спросила мадам Браудер, убирая прядь рыжих волос под простую белую косынку.
— Дальше, в Ла-Пажери. — Я видела, как в заливе к берегу медленно шла гоми.[9] Над ней, как москиты в дождливый сезон, сновали чайки.
— А мы ближе к городу, — сказала мадам Браудер.
— Усадьба старого Лейнелота, — сказала Мими, чесавшая уши шелудивой собаке. — Да мы с вами соседи, если судить по реке.
Я почувствовала, что должна пригласить новых знакомых на чай с пирожными, но не посмела, вспомнив грубые слова мамы: беке-гуйав. Меня выручил Сильвестр, потянув меня за рукав в фургон. Я торопливо попрощалась.
Мими дразнила меня всю дорогу домой.
— Глазки строила, — толкалась она локтем, — я видела, как ты глазки строила.
Воскресенье, 9 августа
Сегодня утром Уильям с матерью сидели в церкви на передней скамье. Мама, Манет (ей стало лучше) и я сидели через несколько рядов за ними. Всю мессу я смотрела на его затылок, и сердце у меня трепетало, как птенец, попавший в силок.
10 августа
Я улизнула из дому искупаться на нижний пруд. У берега стоял этот новый парень, Уильям Браудер. Он закатал панталоны до колен и удил рыбу. Увидев меня, он вроде как испугался, будто провинился чем-то, и вытащил из воды удочку — белый конский волос, привязанный к бамбуковому шесту.
— Поймал что-нибудь?
Было жарко, и мне не терпелось зайти в воду, но я не знала, можно ли при нем купаться. Я уселась на берегу, сорвала длинный лист травы и, разорвав его вдоль, зажала между ладонями и задудела.
— Как ты это делаешь? — спросил Уильям, приводя в порядок панталоны.
Я показала ему, и мы задудели вместе.
— Почему вы переехали на Труа-Иле? — наконец спросила я. Остров мы называли Cul-de-sac à Vaches, Коровьим полем. — Хотя дело, конечно, не мое, — добавила я, желая показать свою воспитанность.
8
Béké — слово, которым креолы на Антильских островах обозначают потомков французских переселенцев; goyave указывает на смуглый цвет кожи.