Ах, не там искал ты гений совершенства.
Истине внимаешь как мудрый дзен-монах:
Музыка и танцы — апогей блаженства.
Словосочетания? Ну их вовсе нах!
Вывод однозначен. К месту замечание
(если сходишь на балет — тоже, друг, поймешь):
Бог искусства строго требует молчания.
Слово изреченное — пустота и ложь.
И в душе звучат уже ангельские трубы
Истинной гармонии переливам в такт…
Вдруг удар под ребра, и жена сквозь зубы:
Прекрати храпеть, придурок! Начался антракт!
Концептуальное искусство
и финансы
Жить в пещере, братцы, очень грустно.
Потому-то (так сдается мне)
в неолите родилось искусство –
пенье и тушеная капуста,
танцы и рисунки на стене.
Мамонта разделав со сноровкой
вождь позвал художника в лесок:
— Ты мне наколи татуировку –
я тебе дам хобота кусок.
Горько ждать за творчество расплаты
от вождей и всяческой шпаны.
Только для искусства меценаты
больше вдохновения нужны.
Танцевала девочка нагая,
чтоб лишить пророка головы,
и Гомер, гекзáметры слагая,
тоже меркантилен был (увы!).
Ну а меценаты в связке этой,
тратясь на созданье красоты,
получали статуи, портреты,
оды, панегирики, сонеты
(то, что нынче мы зовем «понты»)
Как насчет религии, морали,
не скажу. Но только знаю я:
кое-что в искусстве понимали
всякие князья или графья.
И могли легко загнать в могилу
(как бы вроде мстя за красоту)
если бы какой-нибудь педрила
попытался впарить им туфту.
А потом родился век двадцатый –
очень прогрессивен и хорош.
Вылезли на свет скоробогаты
все в понтах, а вкуса- ни на грош.
Слухи ходят как там было дело
(написать-так вышел бы роман):
пена от искусства захотела
нуворишам облегчить карман.
Галерейщик, критик и мошенник
даже не прикрыв бесстыдных глаз
сняли как-то с писсуара ценник
чтоб загнать дороже в сотни раз*.
Все узнали с этого момента:
будь хоть унитаз, хоть гуанó-
ежели лежит на постаменте,
значит — очень ценное оно.
Бездари ходили в хороводе,
радостно плясали гопака:
можно не работать на заводе,
и валять до смерти дурака.
Не учись- зачем таланту ксива?
Сляпай что угодно, не тяни.
Критик-друг придумает красиво
объясненье для любой фигни.
Опустели скобяные лавки.
Брали все — от сеялок до клизм.
Тридцать богачей погибли в давке –
покупали «концептуализм»
Сладких сказок пестрые буклеты
перегородили неба синь.
Слава! Слава критикам-эстетам.
А искусству старому — аминь!
***
* Марсель Дюшан «Фонтан» (1917)
Страшилки
Love Story
или «Дважды майская ночь»
Там, где кладбища начало,
где разрытая могила,
Смерть однажды повстречала
молодого некрофила.
В камуфляже был в зеленом,
элегантен, словно денди.
Пах тройным одеколоном,
и слегка паленым бренди.
Вот мужчина настоящий!
И на теле все при деле,
а глаза его маняще
ярче южных звезд горели.
Знал слова и выраженья,
что любая б уступила.
Нет для женщины спасенья
от такого сексапила.
На луну собаки лают,
пахнет прелью земляничной.
Часто ночь бывает в мае
сладкозвучно-романтична.
И по этой-то причине
лунный свет людей тревожит.
Тянет женщину к мужчине,
и мужчину тянет тоже.
Тянет Фурманова к Анке,
Дон-Жуана к Анне Донне,
мавра тянет к мавританке,
и попутно — к Дездемоне.
Совершенства в мире мало,
и на солнце тоже пятна.
Вот и Смерть не устояла
что в такую ночь понятно.
Смерть смотрела, словно дура
Некрофил глядел дебилом…
В этот миг стрелой Амура
Их сердца Любовь пробила.
И, не тратя ни мгновенья
на «Спасибо!» или «Здрасьте!»
Смерть, без всякого стесненья
предалась любовной страсти.
Факты отрицать нелепо:
раз уж было, значит — было.
Там, в уютном тихом склепе
Смерть любила некрофила.