1
Да! Неудачно я начала самостоятельную жизнь! Надо было все хорошенько обдумать, а уж потом бежать из дома. Моя мамочка все-таки была права. Женщины, они, на то и созданы женщинами, чтобы сидеть дома: гладить, варить, глядеть за детьми и время от времени смотреть в окно — может, уже милый муженек прикатил домой на своем запорожце. Мне, наверно, все-таки нужно было остаться дома, сыграть роль послушной дочурки и с улыбкой на раскрашенной мордочке встретить своего будущего муженька. Сейчас я сидела бы в прохладном доме на одном диване со своим женихом, и мы пили бы прохладный бренди. Но я, дура-дурой, захотела независимой жизни и вот я теперь стою в трамвае, битком забитым людьми. Ноги у меня опухли и гудели от ласковых ног пассажиров. А еще говорят, что нигде не бывает так жарко, как в пустыне Сахаре! Я бы посмотрела на этих грамотеев, которые это твердят, очутись они в полдень, в самый разгар лета в трамвае, который уже пять минут, как застрял в пробке. И в котором нет, чем дышать, потому что этая железная банка с-под консервы была туго набитая пассажирами. И в придачу ко всему этому на горизонте появилась здоровенная баба, которая орала во все горло:
— Показываем билетики, дорогие пассажиры! Билетики!
Когда бабище протиснулась ко мне и потребовала билетик, только, тогда ко мне дошло, что я сбежала от родителей без единой копейки.
— Эй, гражданочка, — затрубила баба, — ты, что оглохла? Билетик показывай!
Я смотрела на нее своими большими глазищами, даже слова не вымолвив.
— Что я говорю на иностранном языке, что ли?
Я продолжала усердно молчать и смотреть на нее, как невинный ягненок на серого волка.
— Эй, гражданка, вы — нормальная? — спросила она меня.
— Угу, — пробубнила я сквозь зубы, качая головой.
В ту же секунду голова закружилась, помутнело в глазах, ноги подкосились и если бы не пассажиры, подпирающие меня со всех сторон, то я шлепнулась бы прямо здесь.
— Да нет! Ты — ненормальная все-таки! — повысила голос бабище. Ей надоело со мной нянчиться и вот она начала мне грубить. — Что ты на меня уставилась? Что я на португальском языке разговариваю, что ли? Или ты приехала с такой глуши, где на русском ни ти-ти?
Голова у меня так разболелась, что не было силы ей хорошенько ответить, да и в ушах начало что-то постреливать.
— Женщина, что вы прицепились к бедной девушки? — послышался позади моей спины чей-то мужской голос. — Не видите, что ей плохо. Жара-то какая! Так и в больницу от перегрева можно попасть.
— А ты что ее защищаешь? Любовник, что ли? — прогудела нахалка моему защитнику.
— Да как вы с людьми разговариваете, гражданочка? — вмешалась другая женщина. — Не видите, что девушке плохо? Ей нужен свежий воздух. Откройте двери и пусть она выйдет.
— Э, нет! — прошипела злющая баба. — Сперва, пусть уплатит, а тогда может и катится себе ко всем чертям!
— Женщина, да как вам не стыдно? Девушке плохо, а она еще на нее орет, — вмешалась в разговор старушка. — А ну-ка, открывай двери! Пусть девушка выйдет.
— Водитель, откройте, пожалуйста, двери! — послышалось со всех сторон.
— Федя, не открывай! — пыталась перекричать всех пассажиров бабище.
Но не тут то было! Весь трамвай зашелся защищать бедную девушку, которой стало дурно от невероятной жарищи. И кто бы мог подумать, что этой девушкой была я! За меня еще никто так не заступался. От такой оглушительной славы моя голова поехала окончательно! Наконец-то двери открылись и какой-то парень, взяв меня на руки, вынес меня из трамвая. У меня перед глазами все плыло, потому я и не видела отчетливо его лица, а потом и вовсе все исчезло и в глазах потемнело.
Очнулась я, полулежа на лавке в компании очаровательного парня, если не сказать обворожительного, прелестного, красивого донельзя, ну просто-просто душки! Я даже и в мыслях подсознательности не могла себе представить, что когда-нибудь такой… такой милашка взглянет на меня, а тут он меня защищал и еще вынес на руках из трамвая, да еще с моими тяжелеными чемоданами! Ах! Это, наверное, мне сниться! Вот, закрою сейчас глаза, а через минуту открою, и его не будет рядом. Но открывши глаза, он все еще сидел рядом со мной.
— Девушка, что с вами? — спросил он, нервничая. — Вам плохо от жары или у вас что-то серьезно? Тогда я вас в больницу отвезу.
— Нет-нет, — быстро отчеканила я, протирая глаза. — Это все от жары.
— Так вам уже лучше?
— Да, — ответила я. — Еще никогда не ездила в трамвае, да еще в такую жару. Вот вам и результат!
— А вы откуда приехали? — спросил вежливо парень. — Вижу, чемоданы у вас тяжелые.
— Что? — притворилась я, что не расслышала, а сама уже изо всех сил крутила, что ему соврать.
— Из какой, говорю, глубинки вы приехали? — повторил он.
— Вы хотели сказать: из какой деревни я приехала, что не видела еще до сих пор трамвая? — ошеломила я его своим вопросом.
2
— Нет, я этого не говорил, — сконфуженно ответил он.
— Но хотели, — настаивала я на своем.
— Девушка, я к вам со всей душой, а вы такое говорите! — обиделся парень. — Да если бы не я, то вы бы все еще жарились в том трамвае, выслушивая хамские оскорбления той женщины! Если ее можно так назвать. Она только с виду женщина, а характер у нее мужской, хамский.
— Вы что хотите сказать, что все мужчины — хамы? — спросила я его.
Он ошарашено глядел на меня, переваривая информацию, которую только что получил.
— Наконец-то, один из мужиков все-таки осознал это, и ему хватило смелости это признать.
— Что вам сделали мужчины, что вы их хамами обозвали? — внезапно для меня спросил он.
— Ничего.
— Тогда зачем вы их хамами обозвали?
— А я их не обзывала хамами. Это вы их так обозвали, кстати, и себя тоже.
— Да не обзывал я мужиков хамами, — оправдывался он. — Это я эту женщину хамкой обозвал.
— А! Вот я, глупая, подумала, что вы о мужиках так говорите, когда сказали, что у нее характер мужской, хамский.
— Да нет же! — сказал он и вдруг рассмеялся.
Как он красиво смеялся! Еще никогда не слышала такой красивый хохот. А глаза! Какие у него были глаза! Голубые, с зеленым оттенком вокруг краев. Волосы у него были русого цвета, коротко стриженные. Одежда у него была чистая, опрятная. Хотя была невыносимая жара, но потом от него не несло, как у некоторых пассажиров. Мой нос уловил запах дорогих духов, которыми часто душились сливки общества, как моя мамочка их называла. Но какие именно я не могла назвать, потому что я не интересовалась этим. Вот когда я впервые в жизни пожалела, что не была такой, как Муся. Она бы сразу распознала, какие это были духи.
Налетавшись в облаках, я вдруг очнулась и ощутила его пылкий взгляд, от которого у меня мурашки по коже поползли.
— Я — Боря, — сказал он. — А тебя как зовут? То есть вас, — поспешил он переправить. — Или все-таки лучше давай сразу на «ты».
— Э… — поторопилась я, но прикусив язык и подумав, что скажи я свое настоящее имя, он перепугается и сразу убежит, как это делали все парни, с которыми мне когда-либо приходилось знакомиться, поэтому я соврала, назвавшись Евой.
— Ева! — промолвил Боря. — Как красиво! У меня еще не было знакомых с таким именем.
Он нагло впился в меня своими глазами, и на минуту мне показалось, что он восхищался мной. Но этого не могло быть так, как я была не красивой. Я даже подумала, что он смотрит на кого-то сзади меня, поэтому оглянулась назад, но там сидела всего лишь старенькая бабушка, ожидавшая на трамвай. Я повернула голову назад и наткнулась снова на его пылкий взгляд. Мне стало так душно, что я молвила:
— Мне надо домой.
— А ты где живешь? Я тебя провожу.
— Нет-нет. — Встала я, взявшись руками за чемоданы. — Не надо. Я сама.
— Нет, надо, — настаивал он. — Ты себя еще плохо чувствуешь, и я себе не прощу, если ты еще где-нибудь грохнешься об асфальт.
Он вцепился руками за чемоданы, пытаясь их у меня отнять. Вдруг его ладони нежно накрыли мои, и от этого мне стало дурно, то есть так хорошо, что я остановилась взглядом на нем. Наши глаза встретились, и на секунду мне показалось, что этого человека я искала всю жизнь. Вдруг я увидела что-то в его глазах такое, что подсказало мне, будто он хочет меня поцеловать. Мне стало дурно, страшно, холодно и жарко одновременно. И что вы бы думали! Он прижался губами к моим губам так страстно и жадно, что мне не было, чем дышать. Он целовал меня так пылко, как будто делал это в последний раз. И я наслаждалась своим первым поцелуем, сорванным с моих губ так внезапно, что я не могла это предотвратить. Хотя если признаться честно, — не то, что не могла, просто не хотела. Я сама себе удивилась. Как я могла себя позволить поцеловать, да еще человеку, которого вижу в первый раз? Видела бы сейчас меня моя мама! Она прыгала бы от счастья. Наконец-то ее дочурка заинтересовалась мужчинами! «Скорее, — мелькнуло в моей голове, — наконец-то мной заинтересовался хоть какой-то мужчина!» Как долго моя мамочка этого ждала! Ведь я всех своих ухажеров, которых она откапывала из сливок общества, прогоняла направо и налево.