Хорошо и так, что картофельное пюре с отбивной и салат со свежими огурцами и помидорами оказались съедобными, даже вкусными. Дожевав последний кусочек чебурека, я задумалась. Мне вспомнились мои учебные годы, одногрупники, преподаватели, мои близкие друзья: Муся, Лена, Толик и Коля.
Коли уже, к сожалению, нету в живых. Лена вышла замуж сразу же после окончания академии за иностранца и укатила в Мюнхен. Там ее муж-дипломат работает в российском посольстве. Теперь живет Ленка, как у Бога за пазухой, ни о чем не волнуясь и радостно поедая ее любимые конфеты “Марсель”, которые стоят целое состояние. Она даже вышла замуж за сорокалетнего мужика, зато богатого до неприличия, чтобы есть свои любимые конфеты каждый день по килограмму, не меньше.
Толик тоже укатил за границу, но только в качестве жениха. Его невестой стала женщина, старше от него на десять лет. Но парня это не смущает. Он говорит всем, что очень любит Мишель, поэтому согласился даже на переезд. Но я лично в это не верю. По-моему, он позарился на двухэтажную виллу и кругленькую сумму на счету у его невесты. Это больше походит на правду, чем его сопливая история о жгучей любви к этой женщине.
Лично я бы не смогла выйти замуж по расчету. Я могу и сама о себе позаботиться. Мне для этого не нужен богатый муженёк. Я бы не смогла лечь с ним в постель только из-за денег. Меня бы стошнило прямо на его волосатую грудь. Я хочу сама о себе заботиться, и я могу это сделать. Для этого я даже ушла из дома, подальше от своего богатенького папочки, чтобы быть самостоятельной личностью, а не чей-то игрушкой.
Помню, как я отстаивала свое решение пойти учиться в военную академию. Мои родители были напрочь против этого. У нас в доме случались по этому поводу страшные скандалы. Моя мамочка закатывала такие истерики, что все соседи в округе знали о происходившем у нас в доме. Хотя жили мы в звукоизолирующем особняке, на некотором расстоянии от других вилл, но все-таки ее вопли просачивались сквозь щели и доносились ко всем желающим их послушать.
Я же пошла учиться в военную академию, поскольку хотела стать полковником, как отец Муси. Это было моей детской мечтой искать преступников, ловить их и потом сажать в тюрьму. Я считала это благородным — избавлять мир от всякой мерзости. Мои же родители видели меня моделью и женой миллионера, человека их круга, то есть сливку общества. Однако в моих планах этого и в помине не было.
Моя мама вечно скандалила с Сергеем Петровичем из-за того, что он мне покупал пистолеты вместо Барби. Отец Муси страстно хотел мальчика, сына, но вышла заминочка. У него родилась дочь, Муся, прирожденная модель. И с того самого момента, как она появилась на свет, он пытался сделать из нее солдата. Сергей Петрович даже колыбель малышки обшил материей, из которой делали военную форму.
— Пусть с детства ребенок привыкает к суровым будням солдата, — говорил он.
Бедная Муся вечно ходила в одних шортиках и штанишках, и вместо хорошеньких косичек она носила кепку. И еще в руке у нее всегда был или пистолет, или винтовка, — игрушечные, конечно, — ну, в крайнем случае, мячик, чтобы играть в футбол.
Прохожие люди всегда шептались:
— Смотри, какой прелестный мальчик! И такой хорошенький словно девочка.
Во дворе, когда Сергей Петрович гулял с Мусей, местные бабки только головой качали и глаза к небу закатывали, проговаривая:
— Что ж то с ребенка вырастит?! Каким же деспотом надо быть, чтобы вот так воспитывать ребенка!
Но Сергей Петрович на такие замечания ничего не отвечал, а уходил прочь. Он вообще не был общительным и дружил только исключительно с коллегами по работе. А дочку он любил безумно! И делал из нее мальчика исключительно из благородных побуждений. Он не хотел, чтобы у нее было хрупкое здоровье, как у ее мамы, из-за чего та скончалась при родах. Поэтому он ее приучил к ежедневным утренним прогулкам с собакой. И пса Катошкин купил только для того, чтобы его доченька по утрам вставала пораньше, чтобы выгуливать собачку. Сергей Петрович часто говаривал псу:
— А ну, Рекс, поднимайся! Надо с Мусенькой гулять идти.
24
Вот так и жила моя подруга до встречи со мной! Случилось это в детском саду. Я еще помню, как пришла к нам она. Долгое время я думала, что Муся это мальчик, поэтому к ней и не подходила. Она все время играла с мальчишками и к девочкам она чувствовала отвращение. Поскольку я тоже была девочкой с хорошенькими косичками в бантиках и в красивом платье, то Муся ко мне тоже чувствовала отвращение. Она даже в свои два года не догадывалась, что она девочка. Хотя она и не понимала разницы между мальчиками и девочками, но инстинктивно дружила с теми, на кого была похожа. Однако Сергей Петрович не все учел. Если он хотел сделать из дочери мальчика, то ему надо было воспитывать дочь или на необитаемом острове, или на зоне. Ни там и ни там не было женщин, ни девушек и к тому же старых бабуль, которые ей бы объяснили, что к чему. А отдав Мусиньку в детский сад, он сделал сам себе приговор. Видя и мальчиков, и девочек Муся однажды пришла к выводу, что она тоже была девочкой. Того же вечера Муся попросила в отца, когда тот пришел за ней в садик:
— Папа, купи мне платье, такое, как у Досы.
Сергей Петрович остолбенел на месте. Он даже, словом с ней не обмолвился об этом больше.
А произошло это из-за меня. Мне очень нравились игрушки, с которыми играли мальчики. И мне очень хотелось с ними играть. Но мальчишки не только не давали свои игрушки, но и не хотели со мной играть. Как-то раз я попросила у Муси ее винтовку вместо моей Барби. Оказалось, что не все мальчишки были жмотами, и она мне с радостью уступила свою игрушку. У нас с ней завязался детский разговор, в ходе которого я узнала, что она вовсе не мальчик, а девочка, и звали ее Мусенькой. С тех пор мы стали с ней дружить и дружим еще до сих пор.
Одного дня Мусю забрал с садика знакомый Сергея Петровича и отвел домой. Увидев у дочки вместо винтовки Барби, отец девочки побагровел до корней волос, но Муси ничего не сказал. А утром в садике он отдал куклу воспитательнице, требуя от нее, чтобы его дочке того же дня вернули винтовку. Но и тут Сергей Петрович пролетел. Это был элитный садик — чего он не учел. Хотя и девочке вернули ее игрушку, но через несколько дней на лейтенанта Катошкина ожидал следующий неприятный сюрприз. Его дочка предстала пред ним в платье и с бантом на голове. Он чуть в обморок не упал, увидев ее в таком виде.
— Кто тебя так одел? — спросил он девочку.
— Мама Досы, — ответила малышка.
Сергей Петрович был в истерике и готов был придушить эту нахалку, посмевшую такое сделать без его на то разрешения. Однако при виде суперэлегантной женщины он попятился и только скупо сказал ей, чтобы такого больше не было. Если бы вы знали мою мамочку хорошо, то были бы уверены, что дело этим не кончиться. Началась война, долгая и жестокая! И выиграла ее, конечно же, моя мамочка. На работе лейтенанту Катошкину пригрозили высшие чины, будто он не только улицы патрулировать будет, но и навещать свою дочку в приюте, если еще хоть одна жалоба последует на него от моей мамули. Вот так кончилось превращение Муси в солдата, и теперь я вижу перед собой сногсшибательную леди!
— Муся! — воскликнула я от удивления.
Моя подруга, держа под ручку симпатичного и элегантного мужчину в костюме от Воронина, зашла с ним в отель.
И снова этот Воронин! Куда не оглянись — мужчины в костюмах от Воронина. И ботинках его же бренда. Прям какое-то наваждение! Неужели больше нету в России других дизайнеров?
Я встала из-за столика и оглянулась, чтобы еще раз посмотреть в окно на название отеля, в котором скрылась моя подруга, явно не для деловой встречи. Муся даром время не теряет. И не сидит дома, меняя миски с водой. Слава Богу, с неба уже не льется дождь, а то я уверена на сто процентов, что в ином случае квартиру Катошкиных полностью бы затопило. И не только их халупу залило бы водой, но и “домишки” их соседей ниже этажами тоже бы намокли от природной стихии, и от халатности и от бездеятельности ЖЭКА.