— Это санитар из морга? — оживился капитан.
— Точно! — расцвела я. — Быстро вы суть ухватили!
На самом деле капитан ужасно тормозил, и по тому, как он отворачивал лицо в сторону и держал голову осторожно, как хрупкий и бьющийся предмет, я поняла, что страдалец мается сильным похмельем. Дяде Вите в таких случаях помогал только рассол от квашеной капусты, сердобольная моя тетка осенью квасила два ведра и ставила на холод.
Капитан поморщился и мельком глянул в сумку. Ничего интересного он там не нашел, потому что я вытащила из сумки и ключ от квартиры Оксаны Сережкиной, и даже квитанцию из химчистки. Сделала я это для того, чтобы капитан не стал задавать лишних вопросов. В таком случае я вступила бы на скользкий путь. Пришлось бы врать капитану, что я понятия не имею о том, кто такая Оксана Сережкина, вряд ли он мне поверил бы, увидев адрес на квитанции. Конечно, это очень облегчило бы милиции расследование, но мне бы здорово осложнило жизнь. А так — я знать ничего не знаю, частичная потеря памяти — и все дела…
— Нехорошо… — тяжко вздохнув, сказал Костиков.
На этот раз его слова относились не к девушке, а к ситуации в целом. Несчастный капитан представил себе, что придется заново открывать злополучное дело, повторно устанавливать личность погибшей…
Но для начала придется установить личность его сегодняшней посетительницы, убедиться, что она — действительно Татьяна Борисовна Королькова, а не какая-то совершенно посторонняя девица, непонятно с какой преступной целью задумавшая окончательно запутать следствие. Хоть в глубине души капитан ей и верит, но закон есть закон.
Костиков тяжело вздохнул и снова придал своему лицу выражение безграничного героизма.
Он никогда не перекладывал работу на других, лично закрывал грудью каждую подвернувшуюся амбразуру. Особенно в состоянии сильного похмелья. Нужно установить личность — установим! И не станем ждать Сивцева, пускай себе мирится со своей Милкой!
Героический капитан внимательно перелистал страницы дела, нашел нужный номер телефона и набрал его на своем многократно разбитом и заклеенном скотчем аппарате.
— Куда вы звоните? — Девица разглядела, какой номер он набирает, и явно испугалась.
— Как — куда? — недовольно пробормотал Костиков, прикрыв трубку ладонью. — Мужу вашему, на Старо-Петергофский… он же должен вашу личность иден… тефе… цировать! Порядок такой — вначале родственники должны подтвердить, что вы — это вы, а потом уж делу ход дадим! Иденте… дефека… фикате… идентификация — великая вещь!
Справившись с таким трудным словом, Костиков загордился.
В это время на другом конце провода сняли трубку, и неприятный, квакающий женский голос осведомился:
— Вам кого?
— Королькова Кирилла… Петровича, — произнес капитан, сверившись со своей папкой.
— По какому делу? — настороженно осведомилась женщина.
— Милиция! — рявкнул капитан, которому надоела всеобщая уклончивость.
Услышав это страшное слово, Вера Анатольевна — а это была, разумеется, она — решила ни в коем случае не выдавать своего бесценного Кирюшу и принять удар на себя.
— Кирилл Петрович в командировке, — ответила она, ни на секунду не задумавшись, чтобы подозрительная пауза не разоблачила ее маленькую ложь.
— Очень плохо! А вы кто такая?
— Я его мать, — гордо ответила Вера Анатольевна.
— Тогда вы явитесь в отделение милиции по адресу… — Костиков продиктовал адрес и номер кабинета.
Вера Анатольевна внимательно выслушала его и даже не поинтересовалась, по какому поводу ее вызывают — ее беспокоило только, чтобы неприятности не коснулись дорогого Кирюшу.
Узнав, что явиться в отделение милиции нужно немедленно, она повесила трубку и засобиралась.
…Сутулый мужчина с бесцветной внешностью еще больше, чем прежде, ссутулился и совершенно выцвел. Он стоял перед столом своего грозного начальника, генерального директора концерна «Оружие», и ждал, когда на него наконец обратят внимание.
Начальник же, в виде дополнительного наказания, делал вид, что не замечает своего проштрафившегося подчиненного. Он листал ежедневник, перекладывал какие-то бумажки слева направо, а потом справа налево…
Подчиненный бледнел все больше и больше, но не смел напомнить о своем существовании, не смел даже скромно кашлянуть. Если бы мог, он даже перестал бы дышать.
Наконец шеф поднял на него разъяренный взгляд маленьких и красных, как у носорога, глаз и рявкнул:
— Трясешься? Раньше надо было трястись!
— Но кто мог ожидать… такая наглость… среди белого дня… — забормотал подчиненный, покаянно склонив голову. — Я, конечно, виноват… но и служба безопасности… они не обеспечили достаточных условий…