Выбрать главу

Всё-таки выяснение отношений у наставника с подопечным состоялось. Феофан уже не кипел и держал себя в рамках, но металл в голосе иногда проскальзывал. Дорифор спросил:

   — Что намерен делать, Даня? Речь не о деньгах, я смогу прокормить дочь и внуков. Речь идёт о чести опороченной девушки.

Тот стоял нахмуренный и недружелюбно сопел. А потом сказал:

   — Дело не во мне, а в Гликерье.

   — То есть как? — удивился Грек.

   — Предлагал ей замуж за меня идти много раз. Но она не хочет.

   — Из-за возраста твоего?

   — Ну, само собою. Думает, со временем разлюблю ея. И начну с другими гулять, заведу новую семью. Говорит, что потом ей меня терять будет много горше, нежели теперь.

   — Ишь какая! Гордая, как я.

   — А по мне, так чего загадывать? Жизнь, она большая, и вперёд ея никто не распишет. Кроме Бога. Если нам теперь вместе хорошо, расставаться глупо. А затем уж посмотрим.

Софиан улыбнулся:

   — Вот и ладушки. Коли всё упёрлось в Гликерью, можешь не сомневаться: под моим нажимом не устоит.

   — Ну, а я буду просто счастлив сделаться твоим зятем, Феофан Николаич.

   — Значит, порешили.

Но беседа с дочерью вышла напряжённая. Молодая дама поначалу обиделась, что отец всё-таки вмешался в их размолвку с Чёрным, о замужестве слышать не хотела, утверждая, что из двух стыдоб — сделаться сознательно матерью-одиночкой или престарелой супругой при мальчишке-муже — выбирает меньшую. Дорифор ответил:

   — Понимаю, что твоё душевное равновесие чрезвычайно важно. Но пора озаботиться и не о себе только.

   — А о ком? О твоём добром имени?

   — Да при чём тут я! Есть ещё один человек, больше всех заинтересованный в этой свадьбе.

У Гликерьи округлились глаза:

   — Не пойму, про кого толкуешь.

   — Вот о нём, — и художник указал пальцем на её живот, — или же о ней. Каково дитю будет без отца? Сколько мук придётся ему терпеть? А обидные прозвища — «незаконный», «пригульный», да и просто «ублюдок». На Руси внебрачные дети не в почёте. Их лишают наследства, не дают званий и чинов, даже отчеств. Не Данилке, нет, но ребёночку невинному ты заранее поломаешь жизнь.

Пригорюнившись, будущая мама сказала:

   — Да, ты прав, отец. Надо брать в расчёт не свою, но его судьбу. Потерпеть во имя счастья младенца.

   — Вот и умница. — Софиан поцеловал её в лоб. — Я пойду, договорюсь о венчании. Надо провести обряд побыстрее, потому как невеста с заметным пузиком — странное явление, согласись.

Церемонию провели в середине сентября 1388 года, а в конце февраля появился на свет новый потомок Феофанова рода, при крещении получивший имя Арсений. Повторял черты деда и смотрел из люльки серыми взрослыми глазами, точно маленький Иисус на иконах Грека. В год уже пошёл, в полтора говорил многие слова и любил качаться на деревянной лошадке, сделанной для него самим Софианом (богомаз не забыл столярного ремесла, навыки которого получил у дяди Никифора). Тут как раз, в первых числах осени 1390 года, и приплыл из Москвы нарочный монах от митрополита — с приглашением Дорифору перебраться жить и работать в Белокаменную. Живописец ответил радостным согласием. Но сказал, что сумеет переехать не раньше марта: надо завершить все дела в Нижнем, дом продать и подворье с мастерской, уложить вещи; да и внук подрастёт чуть-чуть, сделается крепче. Так и договорились.

3.

Жизнь княгини Елены Ольгердовны складывалась сложно. Будучи в шестнадцать лет выданной за Владимира Андреевича, первых детей не смогла выносить до конца, родила сына Фёдора только в двадцать два, дочь Анастасию в двадцать четыре, но и те преставились во младенчестве. После примирения с мужем снова оказалась беременной и за восемь последующих лет родила ему четверых мальчиков — Иоанна, Симеона, Андрея и Ярослава. Князь периодически ей изменял, после каялся, обещал больше не вести себя легкомысленно и дарил кучу драгоценностей. А литовка смирилась с участью хоть и главной, но не очень любимой жены у него в гареме. Занималась детьми и по-прежнему каждый год выезжала на моление в Троицкую пустынь — к Сергию Радонежскому. Вот и все её «развлечения», если разобраться.

Нет, один мужчина, кроме супруга, был ей очень приятен. Как увидела его в первый раз, так и ощутила сладкий холодок в самом сердце: ах, какой пригожий и умный, обаянию лица радуется глаз, а красивые и складные речи ублажают ухо. Князь Владимир Андреевич был хотя и молодцеватее, и ретивей, но проще в мыслях, кроме воинского и постельного дела ничего не умел. А Елена Ольгердовна, в доме отца воспитанная на книжных премудростях, ставила учёность выше физических доблестей. И беседы со своим тайным сердечным другом доставляли княгине немалое удовольствие. Но она и помыслить не могла ни о чём большем. Даже самой себе (уж не говоря о духовнике — Афанасии Высоцком) не желала признаться, что какой-то сторонний человек ей не безразличен. Добрая христианка, женщина ни разу не нарушила ни одну из библейских заповедей. А тем более что у этого мужчины были сын и молодая жена... Совершенно верно: звали её симпатию Феофан Грек.