Молодой человек всё-таки вошёл, потеснив дядю в коридорчике. Сел за стол и спросил:
— Мне нальёшь?
Тот пожал плечами:
— Пей, не жалко.
Оба отхлебнули вина.
— Значит, ты уверен, что ребёнок твой?
— По словам Софьи. А она лгать не станет.
— Отчего не станет? Очень даже может.
— Если бы ребёнок был от Фоки, то Фока не стал бы её избивать.
— Это ещё не довод. Пьяный Фока на любое способен.
— Пьяный Никифор тоже. — Дорифор-старший снова выпил, промокнул губы рукавом и проговорил: — Нет, не зря я считал, что от женщин — одни несчастья. Все причины бед. Был я образцом добродетели, проводил время в чтении и молитвах, а вином только причащался. А теперь? Посмотри на меня. Превратился в тряпку, забулдыгу и грешника. Возжелал жену ближнего своего. Преступил одну из главнейших заповедей. И за это буду наказан.
Феофан заметил:
— Нос другой стороны, будь ребёнок не твой, ты попался бы на крючок и воспитывал чужое дитя. Бог тебя оградил от этого.
Дядя покачал головой:
— Всё равно. Появись тут сейчас Фока, я его убью.
— Ну и глупо. Мало того, что нарушишь очередную главнейшую заповедь, так ещё и окажешься за решёткой. Для чего?
— Отомщу за невинно загубленную жизнь.
— «Око за око, зуб за зуб»? Но Господь наш Иисус Христос призывал нас не поддаваться мстительным чувствам.
— Стало быть, простить?
— По-христиански — простить. И отдать в руки правосудия.
— Ох, боюсь — не выдержу.
Уложив Никифора, юноша спустился к себе в каморку и прилёг на кровать. Но заснуть не мог, думал о случившемся, глядя в темноту. Прав ли Дорифор-старший — на земле зло от женщин? Ева поддалась искушению, а затем совратила Адама. Первородный грех как проклятие висит надо всеми. Люди из-за него потеряли бессмертие. Но Господь смилостивился над нами и направил на Землю Сына, чтобы Тот попрал смертью смерть. Христиане обретут жизнь вечную. Но борьба за людские души ещё не окончена. Нечестивый продолжает искушать и мужчин, и женщин. Вожделением — прежде прочего. Как здесь отделить плевелы от зёрен? Ведь Любовь есть Бог. Но Любовь есть и похоть, значит — грех. Где граница? Женщина — исчадие ада или же сосуд святости? Мы обожествляем Деву Марию, но Она была смертна, умерла от старости, не воскресла, — получается, первородный грех и на ней? Как сие понять? Можно ли понять в принципе? Или сами эти мысли греховны? Надо просто верить? И не задавать наивных вопросов?
С этими сомнениями он и забылся. Разбудил его грохот наверху, в комнатах у дяди. Феофан вскочил, натыкаясь в темноте на предметы, побежал по лестнице. Дверь была открыта. И окно распахнуто. А за ним, на улице, каркала ворона.
На полу, в луже крови, он увидел Никифора. И огромный столовый нож торчал у него из груди.
— Что же это? — прошептал Софиан, опускаясь перед мертвецом на колени. — Дядечка, ты жив? Погоди, пожалуйста, умирать, мы тебя спасём...
Но душа Дорифора-старшего отделилась уже от тела...
Тут явились остальные обитатели дома. Софья потеряла сознание, её наскоро привели в чувство и препроводили по лестнице вниз. Иоанн спросил у парнишки:
— Кто его? Ты или Фока?
Феофан, стоя на коленях, попятился и увидел, что действительно перепачкан кровью — пятна на руках и одежде. Он воскликнул:
— Ты рехнулся? Для чего мне убийство дяди?
Мастер предположил:
— «Для чего, для чего»! Ты — наследник. А свалить можно на Фоку...
— Господи, о чём ты?! Как тебе не стыдно думать такое!
Полусонный столяр почесал в голове и перекрестился:
— Да, конечно... Человечек ты добрый... Можешь быть спокоен: я и на суде тебя поддержу...
— На каком суде?
— Мы теперь обязаны заявить властям. Будет разбирательство, как положено. Коли изобличат Фоку — он и понесёт наказание. Ну, а коли скажут, что убийца — ты, значит, ты.
Потрясённый молодой человек медленно поднялся с колен:
— Иоанн, родной, посоветуй, что делать? Скрыться, унести ноги?
— Нет, я думаю, убегать не стоит. Это уж совсем будет подозрительно. Надо доказать в суде свою невиновность, оправдаться полностью.
— Боже мой, ты же знаешь наши суды... Разве там найдёшь правду?
— Если будет судить митрополит, не исключено, что найдёшь.
— Я хочу посоветоваться с Евстафием Аплухиром. Поспешу к нему.
— Лучше оставайся. За Евстафием я пошлю Анфиску.
Мастер-живописец прибыл в дом к убитому лишь за несколько минут до властей. Он взглянул на тело, выслушал рассказ Феофана, а потом сказал своему подопечному: