— Не серчай, бесценный, я не проболтаюсь. Дело же не в сыне, мне он мысленно уже люб, коли твой, коли часть тебя; дело в ея светлости: вы встречаться не станете от меня келейно?
Он к себе прижал дочь Томмазы, пылко поцеловал:
— Ты смеёшься надо мной, дорогая? Разве ж я могу думать о другой — при таком сокровище? Я от тебя в восторге. Голова кружится от счастья. Все елены ольгердовны поросли быльём.
Та ласкалась и тёрлась о плечо мужа:
— Верю, верю, можешь не продолжать. Ты ведь тоже для меня — свет в окошке. Я — жена Феофана Грека! До сих пор не верится.
— Обещай мне, хорошая, что те самые десять лет, о которых мы с тобой говорили, тоже не полюбишь другого.
— Десять, двадцать, сорок — никогда никого, кроме как тебя!
— Нет, хочу только десять. Поклянись.
— Обещаю, милый. Жизнью своей клянусь. Буду предана тебе беззаветно.
Но уже в Москве обратилась с просьбой:
— А давай отселимся от Гликерьи? Этот дом останется Даниилу, а себе мы выстроим новый. Подобающий твоему положению при дворе.
Софиан удивился:
— Нешто этот не подобает?
Пелагея замялась:
— Да не то чтобы был убог, просто двум хозяйкам тесно под одной крышей.
— Вы не ладите? Мне казалось, вы в Суроже подружились крепко.
— В Суроже не были хозяйками, жили у Некомата. А теперь случаются разные обиды... Для чего их множить?
Приподняв средним, целым пальцем правой руки её подбородок, ласково сказал:
— Ну-ка посмотри мне в глаза. Правду отвечай. Ты грешишь на Гликерью зря, потому как истинная причина не в ней?
Женщина молчала, заливаясь краской. Он спросил опять:
— Неужели Данилка?
У неё на глазах появились слёзы:
— Феофанушка, родной, не терзай меня. Всё, что я хотела сказать, я сказала.
— Ты должна признаться. Я настаиваю на этом. Я приказываю тебе.
— Ну, пожа-алуйста, ну, не мучь меня-я...
Он вздохнул и засунул руки за пояс:
— Ладно, не канючь. Я и сам вижу хорошо: он бросает на тебя неуместные взгляды. Ходит сам не свой. Лучше нам и вправду разъехаться, от греха подальше. Только строиться долго, надо подобрать что-нибудь готовое.
— Как прикажешь, милый.
Дом купили почти новый, в середине Ордынки, с теремом и большой палатой для приёма гостей. Феофан сам следил за покраской горниц, вычисткой двора. Пелагея набрала челядь — стряпку, горничную, мальчика-привратника; конюхом и кучером оставался Гаврила, а прислужником хозяина — Селиван. Зажили отменно.
В январе на свет появилась девочка. Окрестили её Ульяной. Пожилой отец прямо-таки светился от счастья и кричал, что теперь иначе смотрит на мир — празднично, ликующе! На крестины собрались все его родные — братья Чёрные с жёнами и внук. Серафима преувеличенно восхищалась новорождённой и опять же неестественно гневно жаловалась на то, что у них с мужем нет пока детей. Симеон выпивал, но в меру, выглядел задумчивым и меланхоличным. Искренне радовалась Гликерья; обнимала родителя, говорила, что Пелагеюшке надо нанять хорошую кормилицу, а иначе она испортит себе фигуру. Даниил выглядел больным, бледным, нервным. Сел играть с сыном в шахматы, проиграл восьмилетнему малышу, разозлился, начал говорить какие-то глупости.
Старший брат перевёл беседу в деловое русло:
— Значит, инок Андрей Рублёв отказался с нами работать? Ты в печали? Без него не справимся?
Грек ответил:
— Безусловно, справимся. Я теперь могу трудиться за четверых. Вновь помолодел. И картину боя Архангела Михаила вижу уже отчётливо. Не без помощи Данилушки, между прочим: он своими рисунками в Суроже подсказал многое.
— Главное, ты не напугай зрителей видом издыхающих гадов, — пошутил Симеон.
— Сделаю как надо. Встреча моя с Рублёвым не прошла даром... Он в своих воззрениях прав: мне, пожалуй, не хватало полутонов, был излишне резок.
— Погоди-ка, учитель, — неожиданно прорезался Даниил. — Ты не можешь быть мягким. Иначе никто не узнает руку Феофана. А иначе моя задумка, замысел нового видения Архангела Михаила, сгинет безвозвратно.
— Мы уж постараемся, чтоб не сгинула.
Только Пелагея, целый вечер не отходившая от качалки-колыбели, не смотрела ни на кого, кроме дочки. Даниил пытался завязать разговор, но жена учителя отвечала коротко, он и отлепился. А когда гости укатили, Софиан сказал:
— Что-то ты сегодня вроде бы сама не своя.
Женщина ответила:
— Слишком много событий за последние дни. Утомилась больно.