Выбрать главу

   — Верно, негодяй? — радостно воскликнул слуга, стоя за спиной у хозяина.

   — Замолчи, болван! — неожиданно рявкнул на него господин. — Что ты понимаешь? Это же создание гения!

Тот недоумённо посмотрел на рисунок и пробормотал:

   — Гения? Не знаю... А по-моему, обыкновенная пачкотня...

Сбегали за только что проснувшейся Летицией. Девушка пришла неодетая, завернувшись в накидку, и зевала часто. Но, увидев своё изображение на стене, вроде бы очнулась и, немая от восхищения, долго всматривалась в виртуозно прочерченные линии.

   — Ну? — спросил отец. — Что ты думаешь по этому поводу?

Синьорина проговорила:

   — Гениально... Как французы говорят: «ше-д’овр»!

   — «Ше-д’овр», — согласился её родитель. — Жаль, что нарисовано на стене, и нельзя выставить в большой зале. И тем более — продать за хорошие деньги.

   — Продавать подобную прелесть? Фи, как можно! — дочка помотала кудряшками. — Впрочем, знаю выход: надо заказать дону Феофано мой портрет масляными красками на доске. Сей портрет и выставить будет можно, и всучить какому-нибудь негоцианту, собирателю живописи.

   — Верно, дорогая! — оживился банкир. — У тебя голова работает. Вся в меня! Нынче же отправлю секретаря к Дорифору — чтобы обсудить предстоящую сделку. Пусть назначит любую цену, деньги мы потом выручим. — Снова посмотрев на рисунок, Гаттилузи отметил: — А ведь этот мальчик в тебя влюбился. Будь поосторожнее с ним, Летиция.

   — Ах, о чём вы! — фыркнула дочь. — Мне он симпатичен — и только. Я помолвлена с Пьеро Барди и не забываю об этом.

   — Рад услышать здравые речи.

   — Кстати, почему бы не впарить будущий портрет именно ему?

Консул рассмеялся:

   — Превосходно! У тебя определённо задатки коммерсанта.

   — Ну ещё бы! Выгодное дельце — по продаже самой себя миллионщику Барди!

5.

Приближённый нового Патриарха разыскал Феофана в монастыре. Постоял за его спиной в мастерской, наблюдая, как богомаз принимается за очередную икону, а потом сказал:

— Я желал бы поговорить с тобою наедине. Обстоятельства вынуждают.

Вышли на свежий воздух и уселись под яблоней в монастырском саду. Пахло морем и весенней мокрой землёй. В воздухе гудели шмели.

   — Для начала разреши познакомиться, — начал визитёр. — Киприан Цамвлак, или просто брат Киприан, выполняю особые поручения при Его Высокопреосвященстве. Послан потолковать о твоих связях с латинянами.

Сын Николы похолодел и пробормотал нерешительно:

   — Связях? Никаких связей нет... я не понимаю...

   — Как — не понимаешь? Ты желанный гость во дворце Гаттилузи, пишешь лик его дочери на доске.

Через силу Дорифор согласился:

   — Да, пишу, конечно... Разве это дурно?

   — Так чего ж хорошего? Всякие контакты с еретиками, христопродавцами аморальны... Но Его Высокопреосвященство кир Филофей мог бы отпустить сей великий грех, если б ты помог Святой Церкви нашей и Его Императорскому Величеству Иоанну Шестому Кантакузину...

   — Я? Но как?!

   — Очень просто. Находясь в стане супостатов, будешь исподволь выведывать планы и намерения их. А затем сообщать мне при дальнейших встречах. Ничего более.

Молодой живописец густо покраснел:

   — Вы толкаете меня на предательство?

Киприан удивился:

   — На предательство кого? Лиходеев, вероотступников? Это не предательство, а благое дело. Ибо совершаемо на пользу Отечества.

   — Господа Гаттилузи отнеслись ко мне непредвзято, — с жаром продолжал Феофан, — приглашают в дом и порой усаживают обедать за общий стол. Как же я могу отплатить им чёрной неблагодарностью?

Патриарший посланник посмотрел на него презрительно:

   — А зачем тебе милость Гаттилузи? Между вами — ничего общего. Даже вера разная. — Помолчав, он прибавил: — И синьор консул никогда не даст согласия на твой брак с его дочерью.

У послушника защемило сердце. Он ответил тихо:

   — Я не из-за этого...

   — ... А Летиция помолвлена с сыном Марко Барди — Пьеро. Или ты не знаешь?

   — Знаю, разумеется... Но она не любит его. И ещё неизвестно, состоится ли свадьба.

   — Ну, не с ним, так с другим... Не с тобою же!

Возразить художнику было нечего: он прекрасно понимал, что Цамвлак совершенно прав. Но любовь к Летиции, захватившая к тому времени всё его существо, не давала ему признаться в очевидных вещах. Тот, кто сильно любит, продолжает надеяться, несмотря ни на что.