Выбрать главу

Мальчик покраснел, но ответил твёрдо:

   — Нет, из бывших половцев, что теперь зовутся татарами.

   — Значит, магометанка?

   — Нет, крещёная.

   — По латинскому или по нашему образцу?

   — Православная.

   — Всё равно чужачка. Латиняне, магометане, иудеи — все чужие. Сколько бы потом ни крестились, как мы. И жениться на таких — всё равно, что на обезьянах.

Серые глаза подростка сразу почернели. Посмотрев на обидчика исподлобья, он сказал со злостью:

   — Ты дерьмо собачье.

   — Как?! — едва ли не подпрыгнул Фока. — Как ты меня назвал?!

Взяв с верстака стамеску, паренёк выставил её лезвием вперёд и предупредил:

   — Только ещё попробуй обругать мою маменьку, свинья.

   — Угрожаешь? Мне? Засранец! — и столяр запустил в голову противника деревянный чурбак, подвернувшийся ему под руку. Но Николин сын ловко увернулся, и обрубок дерева просвистел над ухом у Иоанна, резавшего доску.

   — Вы рехнулись, что ли? — загремел его голос. — Чуть меня не пришибли!

В это время Фока стал выкручивать ухо Феофану, а мальчонка с отчаянием принялся визжать и старался ударить его ногой по лодыжке. Иоанн быстро их разнял, оттолкнул зачинщика, а господского племянника заслонил собой. Рявкнул на напарника:

   — Прочь пошёл! Нализался с утра пораньше и себя не помнит. Донесу Никифору — и лишишься места.

Поправляя пояс, выпивоха бросил:

   — Да заткнись ты, олух! Прихвостень хозяйский. Дело ясное: будешь теперь лизать задницу обоим — дяде и сучонку. — Посопел и добавил: — А со мной ничего не сделают: мастера, как я, надо поискать! — И ушёл, громко хлопнув дверью.

Иоанн только крякнул:

   — Вот ведь обормот! — Повернулся к мальчику, подмигнул ему ободряюще: — Не робей, приятель, я в обиду тебя не дам.

   — Я и не робею, — отвечал Феофан, приходя в себя.

   — Он вообще малый неплохой. И действительно превосходный мастер. Но его жена ушла к латинянину, и с тех пор Фока чужаков не терпит. А когда надирается, то готов броситься на каждого.

А ещё подросток подружился с Анфисой — дочкой Иоанна и Антониды. Девочке исполнилось десять лет, и она была точной копией своей матери — толстая, нескладная и смешливая. Как увидела подмастерья, так и прыснула:

   — Ой, какие башмаки на тебе! Не с твоей ноги.

   — Ну и что? — насупился сын Николы. — Дядя подарил. Заработаю денег в мастерской — новые куплю. А теперь и эти сгодятся. К императору во дворец мне пока не идти!

Девочка хихикнула:

   — А когда купишь — позовут?

Феофан загадочно закатил глаза:

   — Всякое в жизни может быть.

Та сказала серьёзно:

   — Во дворец, если что случается, приглашают гробовщиков посолидней.

   — Я и не хочу стать гробовщиком. Поучусь пока, ремесло освою, а потом займусь чем-нибудь иным.

   — Например? Снова в акробаты подашься?

   — Не исключено.

Постепенно они сдружились. Верховодил, конечно же, Дорифор: он и старше был на два года, и смекалистей, и сильнее духом; а она в нём души не чаяла и во всём подчинялась. Как-то подмастерье спросил:

   — Хочешь, я тебя нарисую?

У Анфисы вытянулось лицо:

   — Ой, а для чего?

   — Да ни для чего. Ради интереса: выйдет или нет?

   — А не заругают?

   — Что же в том дурного?

   — Я не знаю. Ведь изображают только святых. Или императоров.

   — Ерунда. Рисовать можно всех, коли есть охота. Я и маменьку с папенькой рисовал — жаль, что те листы затерялись.

   — Видишь: рисовал — и они преставились.

Феофан посмотрел на неё презрительно:

   — Дура ты, Анфиска. Дура и невежа. Темнота.

Дочка Иоанна засуетилась:

   — Ну, не обижайся, Фанчик, дорогой. Брякнула по глупости. Коль желаешь — рисуй. Прекословить не стану.

Он принёс тонкую дощечку, взял кусочек грифеля (им обычно мастера размечали доски), сел напротив и внимательно оглядел подругу. Та зарделась:

   — Ты меня смущаешь.

Отрок процедил:

   — Цыц! Сиди спокойно. Извертелась вся. — И решительно начал наносить штрихи на поверхность дерева.

Быстро перебрасывал взгляд с рисунка на оригинал и обратно. Иногда высовывал кончик языка. Кое-что подправлял подушечкой указательного пальца. Голову склонял набок и задумчиво щурился. Наконец, позволил:

   — Ну, смотри. — И перевернул доску.

Девочка уставилась на портрет, и в её глазах возникло недоумение. Робко шевельнула губами:

   — Фанчик, дорогой, разве ж это я?

Он ответил веско: