— Томми! — позвала Мэя.
Фома! Новый!.. Светлая легкая соломка малыша победным хохолком встала у него на макушке, когда он, преодолев-таки порог, побежал к Мэе.
— Дядя! — ткнул он пальцем в Фому, и хотел бежать обратно по своим делам, после поцелуя Мэи.
Но Фома не мог так его отпустить и, вместе с тем, не хотел останавливать силой. Не надеясь на себя, совершенно незначительного, в присутствии Мэи, Ольгерда, он приказал Ирокезу появиться из-за спины, как бы ненароком. И верный друг не подкачал, появился, сияя, словно конь в алмазной сбруе из колесницы Арджуны, грозный и прекрасный…
Малыш, рванувший было к дверям, задохнулся от восхищения, так же, как и Фома, ощутивший его горячие ладошки на своих коленях.
— Дай! — приказал малыш, когда сумел преодолеть восхищение и закрыть удивленный рот.
— Это мой друг, Ирокез, — представил Фома.
— А мой?.. — Мальчик вцепился в ножны.
— И твой. А когда ты вырастешь, он станет и твоим верным помощником.
— А я уже вырос!..
Томми соскочил с его колен и попытался размахнуться слишком тяжелым для него Ирокезом.
— Ты уже не уйдешь, правда? Я больше не могу тебя терять, я не выдержу еще одной такой разлуки!
Ночь тихим материнским поцелуем утешала её, приглушив день, что приносит невзгоды, и царила блистательной луной на всю Кароссу. Ночная повелительница нехотя шла на убыль, словно то серебро, которым она щедро поливала уснувшие горы и долы, всё и вся, действительно утекало сквозь некую загадочную и неуловимую брешь по имени «время». Все было исполнено желания и неги. Не зря та страсть, что рождается в дни полнолуния, считается самой.
— Мэечка, я здесь и никуда не собираюсь. Ольгерд готовит нам с Томми силки на драконов, ты что?
— Это ты сейчас говоришь, а потом куда ты их забросишь?.. Где ты был? Где тебя носило? Уже мальчик сам стал сочинять, где его отец!
— А что ты ему говорила?
— А что я ему могла сказать — воюет! Каких только войн не сочиняла.
— Я хочу еще таких.
— Войн?.. — Она тихо засмеялась.
— Битв!.. Что ты там говорила про благоприятную луну? Может быть, пока все способствует и мы не будем терять времени?
— Сумасшедший, мальчика разбудишь!
— В соседней комнате, неужели? Впрочем, он должен все знать, с самого начала. Увидеть, как зачинает жизнь самая красивая женщина, это индульгенция для беспорочного отрочества.
— Сумасшедший граф!..
…И наступит день, когда дети зачинаются только в любви, не пропусти его, казалось говорила луна, а с ней — всё: земля, деревья, вода и сам воздух, исполненный жаркой страды. Не пропусти его, и твои дети будут счастьем твоей зрелости и опорой твоей старости. Не упусти момент, когда твой меч чист и смел, а ножны его благоуханны и желанны, начни самую великую битву, имя которой раньше не называли даже Боги! Ибо это твое время!..
— А если он опять придет и позовет тебя?
— Кто-о?!
— Сэр Джулиус. Он появляется, и ты уходишь.
В разлившейся предутренней немоте пространства, Фома вдруг совершенно ясно ощутил, что это уже не так, что он больше никуда не пойдет, ни с Доктором… ни с кем. Никуда.
— Не придет…
Теперь его никто не ищет, даже недоверчивый Акра Тхе. Фома убит или погиб, а постыдная тайна самого Милорда раскроется не скоро, во всяком случае, в Томбре.
— Никто не придет, Мэя, и я больше никуда не пойду, я уже везде был.
— Как странно ты сказал — везде. Это шутка?
— Да, — улыбнулся Фома, — шутка, и когда она происходила со мной, я умирал от смеха. Теперь хочу поскучать.
— Со мной? Ты хочешь со мной скучать?!
— Именно, и в полную силу, чтобы напрочь забыть эту карусель. Шутки в сторону!
— Но везде… — Мэя помолчала, обводя пальцем рубцы и шрамы на его груди. — Разве это возможно?
— Возможно. Поэтому я здесь. Находясь везде, я был нигде, я был как пыль. А здесь со мной весь мир. Почему, не скажу!
Он склонился над ней. В её глазах сияло полнолуние, собственное, то, которому он поклонялся и которое не ведало ущерба.
— И не надо… — Потянулась она к нему и улыбнулась совершенно по-новому. — Не надо… терять времени. Я догадаюсь… потом…
Это была другая Мэя, обольстительная. Она стремительно меняла наряды и улыбки. Кроткая менада. Женщина. Властительница.
— Мы его не потеряем, Мэя, мы его по капельке…
Потом она снова вспомнила, потому что случайно задела клеймо, вспухающее от полнолуния.
— А ты правда там был?..
Он не сразу сообразил, о чем она. И невольно скосил глаза на левую ключицу, вслед за ее легкой рукой. Зловонное лобзание, он совсем забыл о нем!.. Танатос… Маленькая розочка невинно расцвела преступным цветом под серебром луны.