Туманность вовсе не исчезла, как говорили в Ассоциации, её постигла судьба всех завоеванных территорий Организации, она стала провинцией Хаоса. Но судьба не была бы судьбой, без своей обычной кривой ухмылки, провинция эта была Бриария.
Герметика: «Мы знаем все, но сомневаемся»?..
Но даже не это главное. Если «их высочество» не врут и все еще настаивают, что Фома какая-то ипостась Милорда или он — Фомы, усмехался граф, то как «они» проглотят такую «выдумку» и такое продолжение сказки, что они с Доктором родственники? За что боролись на то и напоролись, внучек племянчатый!..
Доктора ждало увлекательное чтение по дороге ко всем Фомам, хоть это и звучало, как «ко всем чертям». Теперь он узнает, наконец, зачем он. Возможно, затем, чтобы соединить в себе несоединимое — Ассоциацию и Томбр, Порядок и Стихию, Долг и Страсть? То, чего никогда не понимал в Томасе?
Возможно, его новая миссия как раз в русле его же судьбы, как никак там-то, в Томбре, у него точно есть родственник! И может именно это поможет ему договориться с Милордом?..
Ударила молния и рев Ристалища, заглушая утихающий гром, превратился в вой пылесоса, который вдруг резко оборвался.
Он открыл глаза. Все было белым от множества белых халатов. Обход.
— Ну-с, молодой человек, как вы себя чувствуете?
— Прекрасно! — буркнул он; проснуться и увидеть у своей кровати кучу докторов, не самый лучший способ начать новый день, даже в больнице.
— Вижу, вижу! — бодро заметил завотделением Василий Николаевич, убирая руки за спину характерным жестом эскулапа. — Ну что ж, в таком случае, Вера Александровна подготовит нам документы.
Красавица старшая сестра, любимица отделения (никто так легко не делал успокаивающие!) кивнула и с улыбкой посмотрела на Фомина.
Сразу стало легче.
— Выписываем вас, Андрей Андреевич, хватит! Повалялись и будет!.. Ох и дал он тут шороху!..
Василий Николаевич обернулся к свите, состоящей, в основном, из повышающих квалификацию индусов…
— Две реанимации, уголовный розыск, психиатры, восстание из мертвых… его ничего не берет!.
— Как вам это удается? — обратился он снова к Фомину.
Тот довольно язвительно хмыкнул:
— Если больной хочет жить, медицина бессильна!..
Завотделением захохотал, словно услышал комплимент, за ним — индусы, не совсем, правда, уверенные, что правильно оценили очередной русский парадокс, тем более, клинический. Их оливковые, без косточек, выразительные глаза смотрели на Фомина с такой любовью, на какую способна только самая фаталистическая нация на свете, знающая, что все мы живем только затем, чтобы жить еще, и еще, и еще много-много раз. Пока из камня не превратимся в Будду или Браму, который вдыхает и выдыхает этот иллюзорный мир, а затем — в его вздох, что, в свою очередь, отлетает в такие эмпиреи, какие не снились даже павшим в бою.
Индусы были самыми деликатными из всей интернациональной шоблы интернов, что по медицински бесстыдно совала нос во все дырки отделения. Они ходили с глазами газелей и пугались каждого больного, особенно, когда те начинали лечиться по матушке и сестре ее Авось.
— Вы нам тоже понравились! — сказал, отсмеявшись, Василий Николаевич. — Так же как и немыслимые поступления на наш счет, благодаря которым мы модернизировали наше отделение и смогли приглашать любых специалистов… к вам, кстати, тоже…
— Скажу прямо, — хохотнул он ещё, — побольше бы таких больных и со здравоохранением в стране будет все в порядке!
— Поэтому!.. — Поднял Василий Николаевич палец. — У нас к вам тоже, правда, скромный, в меру наших возможностей, подарок. Нет, на подарок это не тянет, даже по кодексу Гиппократа о взятках, скорее, это сюрприз…
«Сюрприз?..» Чего Фомин не любил, так это сюрпризов, он их просто боялся, поэтому напряженно уставился на доктора, не ожидая ничего хорошего, несмотря на доброжелательные улыбки вокруг. Сколько гадостей с ним происходило, даже и после таких улыбочек!..
— Верочка Александровна! — позвал завотделением. — Пожалуйста!..
Вера Александровна подала поднос, на подносе лежала черная кожаная папка с тиснением — «Диплом».
«Что это?» — уставился на нее Фомин.
— Меня решили наградить званием почетного больного?
— Ха!.. Откройте…
Он открыл. Внутри, аккуратно сброшюрованная гибкой спиралью, лежала машинописная рукопись. Он все еще ничего не понимая, попробовал читать, но буквы прыгали перед глазами.