Михель исчезает, но в ушах Петера звучит его хриплый голос.
ПЕСНЯ. Золотом, золотом,
Чистым - без обмана,
Полновесным золотом
Набивай карманы!
Не работай молотом,
Плугом и лопатой!
Кто владеет золотом,
Тот живет богато!..
За золотом, за золотом
В Голландию плыви.
Золото, золото
Смело бери!
Золото, золото
Хватай, кто не дурак!
Золото, золото
И стоит пустяк!
Сломя голову Петер бросается бежать, сам не зная куда.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Петер снова приходит на Еловый Бугор. Из-за большой старой ели появляется Стеклушка.
СТЕКЛУШКА. Добрый день, Петер Мунк.
ПЕТЕР. Ах, это вы, сударь! Решили полюбоваться моим несчастьем? Да, нечего сказать, щедро вы наградили меня! Врагу не пожелаю такого покровителя!
СТЕКЛУШКА. Так, так! Значит, по-твоему, это я виноват во всех твоих несчастьях? А по-моему, ты сам виноват в том, что не сумел пожелать ничего путного. Ну, посуди сам: какая была польза тебе и твоей бедной матери, если ты научился выкидывать разные коленца и дрыгать ногами, как этот бездельник Вильм? Какая выгода от бессмысленной силы, при которой ум совершенно не нужен? Какой толк в деньгах, если ты оставлял их за игорным столом, как этот плут Иезекиил?
ПЕТЕР. Ну что вы мне теперь прикажете делать? На что мне теперь лошадь и повозочка? Какой мне толк от завода и от всего вашего стекла? Ко мне сегодня утром пожаловал окружной начальник, чтобы пустить за долги с молотка все мое имущество. Право же, когда я был простым угольщиком, у меня было меньше огорчений и забот...
СТЕКЛУШКА. Для того, чтобы стать владельцем стекольного завода, голубчик, надо, прежде всего, быть толковым человеком и знать мастерство. Я тебе и раньше говорил и теперь повторю: ума тебе не хватает, Петер Мунк! Ума и сообразительности!
ПЕТЕР. Какого там еще ума! Однако же я сообразил, что до Елового Бугра путь ближе, чем до тюрьмы. Я нисколько не глупее всякого другого и докажу тебе это на деле, еловая шишка! Я назову свое третье желание, а ты изволь мне его исполнить, властелин лесов! Чтобы сейчас же на этом самом месте был мешок с золотом, новый дом и...
СТЕКЛУШКА (покачав головой). Глупый, глупый Петер Мунк!
Стеклушка исчезает. Петер перепрыгивает через канаву во владения Голландца Михеля.
ПЕТЕР. Ну что ж, ты еще пожалеешь об этом! Я тебе докажу! (Кричит) Господин Михель! Михель Великан! Голландец Михель!
Перед Петером появляется Голландец Михель.
МИХЕЛЬ. Ага, пришел все-таки! Явился? А с тебя никак шкуру содрать хотели, и продать кредиторам за долги?
ПЕТЕР. Судейские уже описали все мое имущество: дом и пристройки, завод и конюшню, лошадей и повозку. Описали стеклянную посуду, которая хранилась в кладовых и даже метлу, которой подметают двор. Ты прав, Михель, спета моя песенка.
МИХЕЛЬ. Да полно, полно, не горюй! Ведь все твои беды, как я уже говорил, пошли от этого гордеца и ханжи. Уж если дарить, то щедрой рукой, а не как этот сквалыга. Ну что, берешь у меня золото? Пойдем-ка лучше ко мне, потолкуем. Авось и сговоримся.
ПЕТЕР. Сговоримся? Чего же ему от меня надо? Сам ведь знает, что у меня ни гроша за душой. Работать на себя заставит, что ли?
Михель раздвигает рукой еловые ветви, и перед Петером открывается жилище Михеля: большой стол, широкие лавки вокруг него, деревянные часы с кукушкой. Широкая занавеска закрывает заднюю часть жилища.
МИХЕЛЬ. Чего ты там замешкался, Петер? Проходи, присаживайся, приятель. Выпьем по стакану вина, а там поглядим, столкуемся мы с тобой или нет.
ПЕТЕР. Как это столкуемся? Разве у меня есть для вас товар?
МИХЕЛЬ. Этот товар у тебя всегда при себе.
Михель наливает вина себе и Петеру, и они залпом его выпивают.
А какие бывают, Петер, красивые города, прекрасные страны, какие широкие реки, какие богатые дворцы! Скажи, хотел бы ты поездить по белу свету и посмотреть на все его диковинки?
ПЕТЕР. Да, вот это жизнь! Повидать бы все это! А мы-то, дураки, сидим весь век на одном месте и ничего не видим, кроме елок да сосен.
МИХЕЛЬ. Что ж, и тебе пути не заказаны. Можно и постранствовать и делом позаняться. Все можно - только бы хватило смелости, твердости, здравого смысла... Только бы не мешало глупое сердце! А как оно мешает, черт побери! Вспомни-ка, сколько раз тебе в голову приходили какие-нибудь славные затеи, а сердце вдруг дрогнет, заколотится, ты и струсишь ни с того ни с сего. А если кто-нибудь обидит тебя, да еще ни за что ни про что? Кажется, и думать не о чем, а сердце ноет, щемит... Ну вот скажи-ка мне прямо: что у тебя заболело, когда тебя вчера вечером обозвали обманщиком и вытолкали из трактира?
ПЕТЕР. Сердце.
МИХЕЛЬ. А когда судейские описали твой завод и дом, голова у тебя заболела, что ли? Или у тебя, может быть, заболел живот?
ПЕТЕР. Нет, сердце.
МИХЕЛЬ. Так. Мне вот говорил кое-кто, что ты, покуда у тебя были деньги, не жалея раздавал их всяким побирушкам да попрошайкам. Правда это?
ПЕТЕР. Правда.
МИХЕЛЬ. Так. А скажи мне: зачем ты это делал? Какая тебе от этого польза? Что ты получил за свои деньги?
ПЕТЕР. Пожелания всяческих благ и доброго здоровья.
МИХЕЛЬ. Ну и что же, ты стал от этого здоровее? Да половины этих выброшенных денег хватило бы, чтобы держать при себе хорошего врача. А это было бы гораздо полезнее для твоего здоровья, чем все пожелания, вместе взятые. Знал ты это?
ПЕТЕР. Знал.
МИХЕЛЬ. Что же тебя заставляло всякий раз, когда какой-нибудь грязный нищий протягивал тебе свою помятую шляпу, опускать руку в карман?
ПЕТЕР. Сердце.
МИХЕЛЬ. Опять-таки сердце, а не глаза, не язык, не руки и не ноги. Ты, как говорится, слишком близко все принимал к сердцу.
ПЕТЕР. Но как же сделать, чтобы этого не было? Сердцу не прикажешь! Вот и сейчас я бы так хотел, чтобы оно перестало дрожать и болеть. А оно дрожит и болит.
МИХЕЛЬ. Ну, еще бы! Где тебе, бедолаге, с ним справиться? Люди покрепче и те не могут совладать со всеми его прихотями и причудами. Знаешь что, братец, отдай-ка ты лучше мне эту бесполезную вещицу. Увидишь, как тебе сразу станет легко!
ПЕТЕР. Что? Отдать вам мое сердце? Нет, нет, ни за что! Я передумал. Как мне отсюда выйти?
МИХЕЛЬ. А что ты, собственно, так беспокоишься о своем сердце? Оно ж пустое! В нем ничего нет, кроме зависти. Ты завидуешь тем, кто живет лучше, мечтаешь о богатстве, а жалеешь о таком пустяке!
ПЕТЕР. Но ведь тогда я же умру на месте!
МИХЕЛЬ. Пустое! Это если бы кто-нибудь из ваших господ хирургов вздумал вынуть из тебя сердце, тогда ты бы, конечно, не прожил и минуты. Ну а я другое дело. И жив будешь, и здоров как никогда. Да вот поди сюда, погляди своими глазами... Сам увидишь и убедишься, что бояться нечего. Иди сюда, приятель, не бойся! Тут есть на что поглядеть.
Михель отдергивает занавеску в глубине дома. Перед Петером открывается музей восковых фигур. Среди экспонатов - восковые Иезекиил, Шлюркер и Вильм. Каждый из них держит в руке банку, в которой находится слабо мерцающее сердце.
ПЕТЕР. Иезекиил Толстый! Шлюркер Тощий! Вильм Красивый!
МИХЕЛЬ. Их сердца составляют гордость моей коллекции. Видишь, ни одно из этих сердец не сжимается больше ни от страха, ни от огорчения, ни от дурацкого сострадания. Их бывшие хозяева избавились раз и навсегда от всяких забот, тревог, пороков сердца и прекрасно чувствуют себя, с тех пор как выселили из своей груди беспокойного жильца.