Выбрать главу

После внимательного ознакомления и анализа дневников и документов сложилось впечатление, что русская православная церковь, является преемницей Византийской, но полностью претерпела трансформацию пытаясь идти путём «совмещения не совместимого». Поясню в чем, отрицая свою причастность к черносотенным движениям, при этом не гласно и тайно финансируя и пестуя их. Равно, как это делал при жизни Иоанн Кронштадтский, что является проявлением лицемерия. Проповеди Иоанна Кронштадтского носили черносотенный и антисемитский характер, даже в 21 веке он неизменный «светоч» у черносотенцев, а его портрет красуется на всех веб страницах Чёрной Сотни. Черная Сотня в России не запрещена!

Василий Васильевич Розанов (1856-1919) - русский религиозный философ, литературный критик и публицист, объясняя феномен возникновения Иоанна Кронштадтского писал: «Официальная церковь уже испытала большие неудобства и затруднения от этого возникновения в её собственной среде живого фетиша, и можно предвидеть гораздо ещё большие затруднения с этим в ближайшем будущем. Но нельзя не заметить, что это есть естественный плод её собственного духа за все века её существования: она всегда сама построила "фетиши", но фетиши не личные, а обрядовые, догматические, или фетиши лиц, давно умерших. "Фетишизмом" наполнена вся её история. "Фетишем" стало монашество, "фетишами" стали многие монахи, схимники. Вообще, это старый дух, старой закваски.

Вдруг возник живой фетиш, и не в монашестве, не в уединённом, далеко живущем старце-схимнике, а на виду у всех, в Кронштадте, в среде белого духовенства». (В.В. Розанов "Из воспоминаний и мыслей об Иоанне Кронштадтском").

«Это какое-то болезненное народное явление, психопатия толпы», - заметил митрополит Иоанникий, в пору своего киевского служения, увидев проездом, как по улице народ бежит к дому, где Иоанн Кронштадтский "молился".

По точному определению русского религиозного философа В. Розанова, «метафизическая личность» Иоанна Сергиева развязана «антропоморфностью» его молитвы и не обусловлена условностями реалий: «Молитва его, что не отмечено никем, - была, говоря языком истории религий, глубоко антропоморфна, т.е. она вытекала из глубоко антропоморфических представлений о Боге, точнее - чувства Бога. И эта особенность и дала первый толчок к превращению его самого в религиозный фетиш. "Он просит у Бога не как митрофорный протоиерей Андреевского собора; тут что-то другое, прислушайтесь: он просит у Бога как близкий Его, как друг Его, точно он сын Его. Он требует, он настаивает!».

А Н А Л И З   М Е Т А Ф И Ч Е С К О Й   С У Щ Н О С Т И   И О А Н Н А

   Метафизическая основа личности о. Иоанна особенно в конце жизни движет его мотивации на «переступание границ» общечеловеческих ценностей. Хотя в годы молодости ему были присущи чувство сострадания к нищим и сирым. Его борьба с пьянством и табакокурением завораживает и вызывает чувство уважения. Правила жизни о. Иоанна «выходят за пределы всякого возможного опыта и тем не менее кажутся столь несомненными», однако «разум погружается во мрак и впадает в противоречия, которые могут привести его к заключению, что где-то в основе лежат скрытые ошибки, но обнаружить их он не в состоянии», и так далее. Очень точно это изложено у Иммануила Канта в предисловие к первому изданию «Критики чистого разума»:

   «На долю человеческого разума в одном из видов его познания выпала странная судьба: его осаждают вопросы, от которых он не может уклониться, так как они навязаны ему его собственной природой; но в то же время он не может ответить на них, так как они превосходят все его возможности. В такое затруднение разум попадает не по своей вине. Он начинает с основоположений, применение которых в опыте неизбежно и в то же время в достаточной мере подтверждается опытом. Опираясь на них, он поднимается (в соответствии со своей природой) все выше, к условиям все более отдалённым. Но так как он замечает, что на этом этапе его дело должно всегда оставаться незавершённым, потому что вопросы никогда не прекращаются, то он вынужден прибегнуть к основоположениям, которые выходят за пределы всякого возможного опыта и тем не менее кажутся столь несомненными, что даже обыденный человеческий разум соглашается с ними. Однако вследствие этого разум погружается во мрак и впадает в противоречия, которые, правда, могут привести его к заключению, что где-то в основе лежат скрытые ошибки, но обнаружить их он не в состоянии, так как основоположения, которыми он пользуется, выходят за пределы всякого опыта и в силу этого не признают уже критериев опыта. Поле битвы этих бесконечных споров называется метафизикой».