-- Очень.
Потом делил с Ниной славу, квартиру, деньги, сына. Он его любил -- копия Михай, но понимал, что как каждодневный папа он плоховат.
Народная судья по семейным делам лаконично записала в блокнот -- разница в возрасте и интересах оказалась непреодолимой.
А что за записка белеет на столе?
"Благодарю за все, что было. Ты по-прежнему мой милый и верный друг. Прости".
Его звала утренняя звезда. Он вспоминал, как смотреть в глаза женщинам.
V. Марш одиноких
С дистанции времени заметно -- режиссёр Монтяну делал понятное, советское кино: с первого кадра ясно, кто есть кто; и никаких разночтений и двойных толкований -- всё разжёвывалось и вставлялось в рот зрителю. Зато он мог заставить удивляться, печалиться и радоваться чуду жить.
Как-то в беседе без посторонних с Михаилом Козаковым Монтяну назвал себя румыном, а не молдаванином, как по паспорту.
И будет время, когда откроются документы и свидетельства, и молодой румынский писатель напишет книгу "Разгадка Михая Монтяну", поставит точку и задумчиво откинется в кресле.
А наш герой по-прежнему в пути.
Года полтора спустя Монтяну через молдавские профсоюзы достал санаторную путевку на Днестровский лиман для дочери Фани Абрамовны и внучки. Михай встречал их, чтобы отдать путевку, в Кишинёвском аэропорту. Она оказалась полногрудой, яркой, заводной -- центр любой компании. Михай показывал им Кишинёв, перед ним открывались все двери. Валя находилась в разводе, но была дочерью Фани Абрамовны, и он не стал за ней ухаживать.
Он же их и встречал, когда автобусом возвращались они из санатория -- хотел передать подарок Фане Абрамовне. У Вали синюшно нарывала голень -- поцарапалась, лазая в камышах. Михай изменился в лице -- он вспомнил фильм Кинга "Снега Килиманджаро". Валя пыталась его успокоить -- ничего страшного, в Москве подлечат. А он знал, что начальник осветительного цеха, купаясь в пригородном озере, напоролся на дне на стекло, и умер от заражения крови.
Он повез их -- а ну гони! -- на такси в Лечсанупр, в больницу для номенклатуры:
-- Вы знаете, кто эта женщина? Она из Москвы. С инспекцией.
И все забегали.
Он присутствовал при всём, что делалось -- давил собой. Валя, чтобы отвлечься от боли, травила анекдоты про врачей и пациентов. Медики надрывали животики. Ему был по нраву её спонтанный дивертисмент. Он не выносил скучных. У неё было красивое тело и приятный запах. Но он уже решил никого брать в своё плавание.
Завхирургией сказал Вале напоследок:
-- Заходите к нам почаще. Еще что-нибудь расскажете...
Его сценарии отклонялись один за другим. Земной шар спешно учил слово Чернобыль. У Монтяну не было денег. Он никогда их не копил. Заработать он мог только в Молдавии. Там он был первым, он был мэтр. Ему нужно было просто существовать. И попробовали бы ему не заплатить. Он подался в Кишинёв. Вначале казалось, это ненадолго.
Кино было для него закрыто. Он ставил на телевидении, писал, занимал должность в сфере культуры, обличал засилье русского языка, преподавал театральное мастерство. На его лекции ломились -- он сам был как театр. Студентки его обожали. Он поехал в южную Францию на выбор натуры, попал в Париж, потратил всё, что было, и слал телеграммы -- вытаскивайте. И его вытащили.
"Я слышала, молдаванки замечательные жёны. Вот у Александра Николаевича Яковлева невестка молдаванка, он в ней души не чает".
"Ну не оценила, так что на себе волосы рвать? Бабам у нас конца и края нет. Бери не хочу ".
"Миша, вы никуда не торопитесь? "
"На свете ещё много хороших женщин. Главное совпасть. Вы похудели, Мишенька. Правда, Аурика совсем взрослой стала, вчера еще девчонкой была..."
"Михаил Александрович, ассистентка принесла вам чай и бутерброд ".
Его активно пытались женить. Он был такой светский лев. Но обжёгшись на молоке, он дул на воду -- заведёшь супругу, и сразу столько проблем на ровном месте. Он знал свой неведомый шарм. И смутно понимал -- счастье не снаружи, счастье внутри.
-- Монтяну всегда придерживался принципа "не ссать против ветра", -- говорил автору старый знакомец, журналист газеты "Независимая Молдова". -- От него кое-что зависело, и организаторы еврейского культурного общества попросили у него зал для учредительного собрания. Он согласился. КГБ мог этих высунувшихся людишек похватать, но перестроечные времена мешали. КГБ стукнул в ЦК, ЦК нажал на начальство Монтяну, начальство нажало тоже. И тут Монтяну отправляется будто бы в командировку, а директор зала, его прямой подчинённый, как бы самовольно отказывает просителям накануне собрания. И тем пришлось срочно договариваться с Дворцом профсоюзов...
А ведь как режиссёр Михай знал, что боязливый никогда не сможет сыграть смельчака. Впрочем, надо учитывать -- за его "нет" начальству он потерял бы должность.