– С вами поговоришь! – вздохнула Эля. – Ты что, в воскресенье производство остановишь, чтобы со мной поговорить?
– Нет, но…
– Вот и не обещай того, чего исполнить не можешь. Ага?
– Ага, дочка, – вздохнул отец.
– Я вообще не уверена, что я ваша дочь, – твердо сказала Эля теперь уже отцу. – Мы слишком разные.
– Слушай, разная, давай ты в школу сегодня не пойдешь, а? Поедем с нами. И поговорим.
– Не-а, – Эля отвела руку отца. – У меня пробное ОГЭ.
– О… что? – Отец попробовал все свести на шутку.
– Мне не о чем с тобой говорить, пап, не держи лифт, подвинься, не закроется так, из-за твоей мощной спины фотоэлемент скоро сломается.
– Эля! – Лариса беспомощно всплеснула руками.
– Да ладно! – засмеялся отец. – Смешно. Так почему тебе со мной не о чем говорить, дочка? Потому что у меня пятьдесят четвертый мужской размер? Я много съел булок собственного производства?
– Нет, потому что ты даже не знаешь, что я сдаю экзамены через две недели и что они называются ОГЭ.
– Теперь буду знать, – мирно ответил отец и насильно прижал дочь к себе. – Разрешают ходить в школе с таким вырезом? – Он попробовал застегнуть повыше блузку дочери.
– Отличницам разрешают! – вздернула нос Эля и расстегнула еще одну пуговку. – Я – лучшая, ясно?
– Но только не с нами, дочка, – вздохнула Лариса. – Ты хочешь поссориться, тебе так проще? Куда ты? Мы же на минус первый… Ты не идешь с нами в гараж?
– Я пешком в школу пойду, мам! Или на троллейбусе подъеду.
– Опоздаешь.
– Я же объяснила – мне можно, я лучшая.
Родители переглянулись и ничего не сказали.
– Что? Такие дружные, да?
– Элька, да что тебя просто раздирает сегодня?
Эля выразительно посмотрела на мать. Та больше ничего не сказала. Отец ничего не знает о Мите, по крайней мере, Лариса дала ей слово мужу не говорить. Почему Эля так на этом настаивала, она сама не понимала. Ей казалось – вот начнет отец расспрашивать, и все исчезнет. Ведь придется рассказать и о Митиной семье, главное – о его отце. И Федору, ее собственному отцу, вряд ли понравится вся та ситуация. Он будет против. А бороться еще и с собственным отцом у нее уже не хватит сил. Ей достаточно Митиного.
На самом деле опаздывать каждый день очень неприятно.
– Теплакова, ты что, лучше всех? – резко остановила ее Таисия, моложавая энергичная женщина с ослепительной улыбкой, никогда не сходящей с лица, даже когда та сердилась. Два года проработав в их лицее, Таисия сделала головокружительную карьеру от учительницы истории до замдиректора огромного учебного центра.
Эля взглянула на учительницу.
– Таись-Игнатьевна…
Нет, пожалуй, не стоит вступать с ней в спор. Испортит настроение на весь день.
– Я спрашиваю, почему опять опоздала?
– Проспала, – коротко ответила Эля.
– Пиши объяснительную.
– Хорошо, – мирно улыбнулась Эля.
– Не вижу ничего смешного! – стала заводиться Таисия. – Тебе смешно? Дисциплина у тебя хуже всех в классе!
Эля решила считать в голове до десяти, чтобы не отвечать Таисии на заведомую ерунду. Уж у кого, у кого, а у нее дисциплина… Опоздание – это такие мелочи в сравнении с тем, что делают некоторые ее одноклассники…
На счастье, дверь распахнулась, и с грохотом ввалились два друга, один из ее класса, второй из параллельного. За ними потянулся отчетливый запах табака и хорошего одеколона.
– Здрассьте, Таись-Игнать! – проорали оба и попытались проскользнуть через турникет мимо замдиректора.
– Стоять! – закричала та, на секунду забыв про Элю, и перегородила им проход обеими руками.
Дудукин, светлый энергичный подросток, с удовольствием врезался в необъятную грудь Таисии, сегодня обтянутую тонким ярко-фиолетовым шелком.
– Ух ты! – весело сказал он. – Таись-Игнать, это вы?
– Да ты что, Сережа, совсем уже? – Замдиректора двумя руками отпихнула Дудукина, который, врезавшись, так и остался стоять в совершенно неприличной близости к женщине.
Эля засмеялась. Второй подросток, Киселев, обернулся на нее и тоже засмеялся.
Бурая от негодования замдиректора набрала побольше воздуха и крикнула:
– Только с родителями в школу пущу! Всех!
– Таись-Игнать, – дружески начал Дудукин и снова придвинулся к учительнице. – А сейчас ч, мы с Элькой и Тёмой го в кинишко?
– Что ты говоришь? На каком языке ты говоришь? Какое кинишко? Что еще за «го»? Что за «ч»?
– Рванем, значит, в кинишко, вы же говорите – только с родаками пустите… А «ч» – это «шыто»…
– Дудукин!..
– А как? Родаки мои на работе… Вернутся только через неделю… Работа у них такая… В кино, а потом ко мне на хату двинем, да, Кисель, как?