1979 год сложился для Марины и меня трагически. В мае врачи в Нью-Йорке обнаружили у нее опухоль, и мы срочно выехали в СССР. В июне ее оперировали и обнаружили застарелый рак. С лета она не выходила из больниц, химиотерапия и другие средства не помогли. Она скончалась 6 ноября.
Все это время я, как правило, отсутствовал в Нью-Йорке, был там урывками. Все же в то короткое время, когда я там бывал, я наблюдал удивительную картину. С одной стороны, нарастали видимые признаки нового ухудшения советско-американских отношений, а, с другой, в советской миссии царила совершенно нереалистическая эйфория по поводу мнимого возрождения разрядки в результате венской встречи Брежнева и Картера и подписания Договора ОСВ-2.
Между тем, в американских газетах был поднят неимоверный вой по поводу прибытия на Кубу советской войсковой бригады для обслуживания наших баз электронного слежения за объектами на территории США (ликвидированных в одностороннем порядке при Путине через четверть века). Никакой прямой угрозы для США эти базы и советская бригада не представляли, и мне было ясно, что за газетным шумом скрывалось нечто большее. Так оно и оказалось. Как потом подтвердили документальные данные, Бжезинский был страшно недоволен Договором ОСВ-2 и всячески создавал обстановку новой антисоветской истерии, которая сделала бы ратификацию Договора в конгрессе США невозможной. Первой ласточкой и была шумиха по поводу советской бригады. Компромисс по Договору был достигнут вопреки противодействию Бжезинского и был последней победой Вэнса в их непрерывной схватке за влияние на Картера. Вэнс уговорил Картера, что успех с ОСВ-2 понадобится ему в президентской кампании 1980 года. Об этом тогда же говорили мне Роберт Клейман и Майк Форрестолл. Но это был последний крупный успех Вэнса.
Как-то в августе 1979 года мы договорились вновь встретиться с Солсбери, на этот раз в Музее современного искусства, где в то время шла большая выставка картин Пикассо. Мы вышли в сад с тыльной стороны здания и присели на стульях возле кафе. Обменявшись впечатлениями об увиденных полотнах, перешли к текущей ситуации. Тут Гаррисон мне поведал, что Картер только что утвердил секретную директиву об ускорении работ по развитию ракетного арсенала, направленного против СССР. На мой вопрос, как это сочетается с подписанным Договором ОСВ-2, Солсбери ответил, что, это очередная затея Бжезинского и что, скорее всего, ратификация Договора ОСВ-2 не состоится. Кроме того, добавил Солсбери, Збигнев будто бы уговаривает президента принять более решительные меры против режима Хомейни в Иране, что может привести к обострению всей ситуации на Среднем Востоке. Вообще, он рассматривает события в Иране и коммунистическую революцию в Афганистане как взаимосвязанные части инспирируемого Москвой стратегического броска на Юг с тем, чтобы серьезно ослабить позиции США в Южной Азии. При Национальном совете безопасности созданы специальные группы, призванные следить за событиями в Иране и Афганистане и разрабатывать контрмеры.
Это было, конечно, очень важное сообщение и, досмотрев выставку, я направился в советское представительство. Там в этот день шел семинар по текущей политике, выдержанный в поразительно благодушных тонах. Я позволил себе высказать сомнения по поводу таких оценок, но на сведения, полученные от Солсбери, разумеется, ссылаться не мог. Они были абсолютно конфиденциальными и предназначались для высшего советского руководства. На семинаре же на меня зашикали, т.к. сказанное мной расходилось с официальной установкой, полученной из МИДа. Впрочем, удивляться этому не приходилось. Потоки информации, шедшие в Москву и из Москвы, порой резко отличались друг от друга.
Документы, которые стали известны позже, подтвердили, что Бжезинский, начиная с октября 1978 года, когда к власти в Кабуле пришли коммунисты, считал дни и месяцы, когда, по его расчетам, советские войска вторгнутся в Афганистан и когда можно было бы подключить всю силу американской разведки и других ведомств, чтобы через Пакистан и другими способами развернуть там восстание племен и устроить для Советскогог Союза «второй Вьетнам» со столь же позорным концом.
С нашей стороны я был несколько в курсе афганских событий, т.к. летом в Москве виделся с Вадимом Загладиным, который поставил меня в курс событий и спросил мое мнение на этот счет. Коротко, его информация сводилась к следующему. Успех октябрьской 1978 года революции в этой стране во многом определялся предварительным объединением двух главных соперничающих фракций афганской компартии, а также участием коммунистов, находившихся на высоких постах в афганских вооруженных силах. Но после захвата власти мир между фракциями длился недолго. Новый президент страны Нур Мухамед Тараки и лидер сильнейшей пуштунской фракции, не смог противостоять своему заместителю Хафизуле Амину, который добился ареста ряда руководящих военных и высылки на работу послами членов противоположной фракции («Парчам»), в том числе ее лидера Бабрака Кармаля. Когда послов вызвали в Кабул, якобы, для срочных консультаций, те почуяли недоброе и стали советоваться с нашим ЦК. Тем временем стало известно, что арестованные Амином противники подвергаются в тюрьме жестоким пыткам. Возвращаться в Кабул в таких условиях для Кармаля и его друзей было равносильно самоубийству.