В суде под председательством верховного судьи Тритолстона всплыли загадочные факты разного свойства. Мистер Лоус-Парлби, преуспевающий молодой королевский адвокат, провел великолепные перекрестные допросы нескольких свидетелей. И вот к трибуне вызвали некую миссис Галкс.
— Что ж, — начал мистер Лоус-Парлби, — как я понимаю, в тот злополучный вечер Вы, миссис Галкс, потерпевшие и прочие упомянутые здесь люди проводили время за дружеской беседой в несомненно уютном и гостеприимном баре «У трясогузки». Не так ли?
— Так, сэр.
— Не поясните ли суду, что вы обсуждали?
— Болезни, сэр.
— Вот как! Была ли полемика острой?
— Простите?
— Вы сильно поспорили?
— Нет, сэр.
— А о чем же именно был спор?
— Кумекали, где Уич-стрит была, сэр.
— Позвольте? — не понял судья.
— Свидетель утверждает, Ваша честь, что они спорили о том, где располагалась Уич-стрит.
— Уич-стрит? У-и-ч?
— Да, сэр.
— Вы имеете в виду узкую старую улочку, проходившую там, где теперь театр «Гейти»?
Мистер Лоус-Парлби одарил заседание своей самой ослепительной улыбкой.
— Да, Ваша честь, полагаю, Вы и свидетель говорите об одной и той же улице, но, если бы мне было позволено уточнить данное Вашей честью описание, я бы заметил, что она располагалась несколько восточнее, близ старого театра «Глобус», прилегавшего к церкви Святого Мартина на Стрэнд. Об этой улице вы спорили, верно, миссис Галкс?
— Ну, сэр, моя тетка, которая померла, как наелась лобстера из банки, работала там в магазине корсетов. Уж я-то знаю.
Судья проигнорировал свидетеля и весьма ворчливо обратился к адвокату:
— Мистер Лоус-Парлби, в Ваши годы я ежедневно ходил по Уич-стрит. И так около двенадцати лет. Не думаю, что Ваши возражения уместны.
Адвокат кивнул. Ему не подобало спорить с верховным судьей, даже если этот верховный судья был просто старым дураком, а вот другой известный королевский адвокат, пожилой, с рыжей бородкой, поднялся и проговорил:
— Если позволите, Ваша честь, в юности я также часто проходил по Уич-стрит. Я углубился в проблему и изучил старые и новые карты. Если я не ошибаюсь, улица, о которой говорит свидетель, начиналась у рекламного щита возле въезда на Кингсвей и заканчивалась там, где теперь театр «Олдвич».
— Вовсе нет, мистер Беккер! — воскликнул Лоус-Парлби.
Судья снял очки и рявкнул:
— Это не имеет отношения к делу!
Разумеется, отношения к делу это не имело, но короткий обмен любезностями все же оставил неприятный осадок. Заметно было, как мистер Лоус-Парлби теряет хватку, проявленную при перекрестном допросе прежних свидетелей. Темнокожий Гарри Джонс скончался в больнице, а мистер Луж, хозяин «У трясогузки», Болдвин Медоус, мистер Галкс и мужчина с пронзенным запястьем дали абсолютно ничтожные показания. Лоус-Парлби был бессилен. Итоги этого примечательного слушания нас не касаются. Довольно будет сказать, что все упомянутые свидетели вернулись в Уоппинг. Мужчина, получивший спицу в запястье, почел за лучшее не затевать ничего против миссис Галкс. Он был приятно удивлен, узнав, что его вызывали лишь в качестве свидетеля пустой кабацкой болтовни.
Спустя несколько недель великая осада на Ацтек-стрит осталась для большинства лондонцев не более, чем романтическим воспоминанием. Но душу Лоуса-Парлби терзало препирательство с верховным судьей Тритолстоном. Обидно быть прилюдно отчитанным за слова, в верности которых ты полностью убежден и которые даже удосужился проверить. А молодой Лоус-Парлби привык добиваться своего. Он взял за правило проверять все и всегда быть готовым к соперничеству. Он любил производить впечатление всезнающего. Перспектива блестящей карьеры подчас завораживала его. Он был любимчиком богов. Лоус-Парлби получал все. Его отец прежде тоже сделался выдающимся юристом и скопил некоторое состояние. Он был в семье единственным сыном. В Оксфорде он бился за все возможные степени. Кругом обсуждали его высокие заслуги в политике. Но ярче всех прочих звеньев в цепи его побед блистала леди Адель Чартерс, дочь министра иностранных дел лорда Вермеера. Она была его fiancee,[2] и помолвка их считалась самой удачной за сезон. Она была молода и почти привлекательна, а лорд Вермеер баснословно богат и влиятелен. Устоять перед таким сочетанием не представлялось возможным. У ног адвоката Фрэнсиса Лоуса-Парлби, казалось бы, лежал весь мир.