Антонио снова обернулся и кивнул на собор за окном:
— Зис из Санта-Мария-Маджоре.
— О, ай си! Белиссимо! — откликнулась Лёка Ж. и напела: — Санта-Мария-Маджоре, Санта-Мария-Маджоре…
Антонио растерянно улыбнулся и отвернулся.
— Лёка, ты бы лучше не пела, — посоветовал я. Она оскорбленно хмыкнула.
Через несколько минут мы подъехали к Колизею, в который хотели попасть с первой своей ночи в Риме. Лёка Ж. вышла из машины и с чувством прочитала:
Я посмотрел на зияющие мрачными арками развалины и сказал Лёке Ж.:
— Жаль, что мумия не работает во вторую смену — могли бы ей денег дать, теперь они у нас есть.
— Я уже дала, — ответила Лёка Ж.
— Когда? — удивился я.
— Да сегодня… то есть уже вчера… утром, когда Джованни отвозил меня в твою гостиницу. Мы заехали по пути, я вручила этому Рамзесу десять евро. Он долго меня благодарил, потом пообещал, что я встречусь с папой римским и все у меня будет хорошо. Так и вышло.
Лёка Ж. как ни в чем не бывало повернулась к Антонио и спросила, когда же мы пойдем в Колизей.
— Andiamo! — ответил Антонио и повел нас к символу Вечного города, попутно объясняя на ломаном английском, что раньше здесь стоял Золотой дворец Нерона. Тирана Нерона никто не любил, после его смерти Веспасианус разрушил Золотой дворец и построил на его месте il Colosseo.
Мы подошли к металлической решетке, перекрывающей одну из многочисленных нижних арок, и Антонио громко постучал своим жезлом по трубе. Через минуту перед нами появился охранник, пухлый мужичок в униформе, которая была ему явно велика и топорщилась во все стороны. Он оказался старым приятелем Антонио по имени Серджио.
Они весело поприветствовали друг друга, Антонио представил нас как своих русских друзей, объяснил, что завтра мы улетаем из Рима, а так и не сходили в Колизей, и Серджио, почесав затылок, открыл нам дверцу в решетке. Вот так просто.
Мы ступили под своды Колизея.
— Грандиозо! — изумилась Лёка Ж.
— Anfiteatro Flavio… — начал Антонио рассказ об Амфитеатре Флавиев, самом крупном стадионе античности.
Его начали строить при императоре Тите Флавии Веспасиане, продолжали при его сыне, Тите, а закончили при императоре Домициане. Двадцать тысяч рабочих целое десятилетие возводили рассчитанный на 50 тысяч зрителей амфитеатр, периметр которого превышает полкилометра, а высота стен составляет около 50 метров. Если бы Мадонна Чикконе родилась на две тысячи лет пораньше, она бы оценила эту концертную площадку, пошутил Антонио.
На облицовку стен потребовалось 100 000 кубометров травертина, на скобы, скрепляющие стенные блоки, — 300 тонн железа. Зрительские трибуны были покрыты мрамором, в арках стояло множество статуй, а перед входом в амфитеатр возвышался колосс Нерона высотой в 35 метров, выполненный скульптором Зенодотом. Веспасиан приказал отпилить голову Нерона и поставить вместо нее голову бога Солнца.
— Иль соле эзисте пэр тутти, — вставила Лёка Ж. свою любимую реплику.
Антонио захохотал и повел нас внутрь, по пути объясняя, как в Колизей проникали античные зрители. В амфитеатре было четверо главных ворот. Двое из них предназначались для артистов и зверей, двое других — для императора. Зачем одному императору сразу двое ворот, Антонио не знал. Лёка Ж. предположила, что император имел много родственников и слуг, через одни ворота все они проходили слишком долго, вот им и сделали вторые.
Все прочие зрители попадали в амфитеатр через 76 арок нижнего этажа. При входе посетителям выдавали билеты, на которых обозначались ряд и место, и зрители поднимались по 76 лестницам.
Следуя маршрутом античных зрителей, мы вышли к остову трибун, который в ночной электрической подсветке напоминал скелет грудной клетки какого-нибудь древнего монстра, сброшенного с Олимпа. Исполнившись благоговения перед великими останками, Антонио рассказал и показал, как рассаживались зрители. В самом низу, на подиуме у южного входа, за высоким парапетом сидел император со своей многочисленной семьей и свитой. Далее, в первом ярусе, располагались сенаторы и весталки. Во втором — всадники, в третьем — свободные римляне. А в четвертом, откуда было совсем плохо видно, сидели женщины и рабы.