Лёка Ж. молчала. Она осмысливала услышанное.
— Что такое «стронца»? — наконец спросила она.
— Ну как тебе сказать… — замялся Энрико, который оказался Гариком.
— Это твоя жена? — продолжила допрос Лёка Ж.
Энрико-Гарик неохотно кивнул.
— А почему она называет тебя Гарик? Ты же Энрико… — недоумевала Лёка Ж.
— Энрико Карузо — так меня зовут итальянские друзья, — объяснил он, — потому что я Гарик Курузян.
— Понятно, — вздохнула Лёка Ж. — А почему мы клиенты?
— Я guadagnucchio… подработаю как гид, — объяснил Энрико-Гарик. — Провожаю туристов по городу, по музеям, ищу, где жить, показываю, где покупать…
Лёка Ж. опять вздохнула и отвернулась.
Фиат несся по ночным кварталам Вечного города. Лёка Ж. спохватилась:
— Мы уже в Риме, а я так и не открыла мартини!
Она вытащила из сумки полиэтиленовый пакет, разорвала его, отвинтила крышку бутылки.
— За Рим! За Вечный город! — сказала она нарочито бодро и отхлебнула прямо из бутылки.
Глава 6
Римская ночь
— Куда ты прешь, весталка похотливая! — по-русски заорал Гарик итальянке, втиснувшей свой смарт на парковку в плотном ряду мотоциклов прямо перед нашим носом.
Маленькая улочка в три-четыре дома была слишком узкой, и дорога с односторонним движением теснила полоску брусчатого тротуара, рассчитанного на одного пешехода. Видимо, разозлившись, Гарик выкрикнул первое, что пришло ему в голову, — какой-нибудь стишок Ивана Баркова.
— Сразу видно — итальянка за рулем! — продолжал Гарик, раздраженно жестикулируя. — Все итальянцы тупые и наглые. Куда мне теперь вставить!
Лёка Ж. неодобрительно покосилась в его сторону.
Гарик выскочил из фиата и побежал к вышедшей из смарта итальянке. Они обменялись парой реплик, сопровождая их экспрессивными жестами, после чего синьорина поставила свою тачку на сигнализацию и как ни в чем не бывало удалилась.
— Идите пока с Алессандро, — сказал Гарик, вернувшись, — а я машину вставлю и приду.
Гарик направился к русоволосому парню, который спокойно наблюдал за происходящим, стоя на тротуаре.
— Твой Энрико все-таки не очень хорошо знает русский, — тихо сказал я Лёке Ж.
— Никакой он не мой, — усмехнулась Лёка Ж. — Он — Сусанин.
Гарик вернулся к нам вместе с Алессандро, который вблизи оказался двадцатипятилетним юношей с ярким природным румянцем. Он помог Гарику вытащить чемоданы Лёки Ж., взял один — второй достался мне — и повел нас по узкому тротуару к металлической решетке, над которой висела основательная мраморная доска с названием: via Caltagirone, улица Кальтаджироне.
У Лёки Ж. появился новый объект для приложения нерастраченной энергии. Судя по тому, с каким энтузиазмом она обменивалась с Алессандро двумя хорошо усвоенными ею итальянскими словами, «прега» и «грация», Лёка Ж. успела уже позабыть о разочаровавшем ее Энрико-Гарике.
Алессандро отворил высокую железную калитку, и мы зашли во двор. Широкий проход, облицованный бежевой керамической плиткой, вел к такой же металлической калитке напротив. Справа уходила ввысь отвесная стена серого здания. Слева, внизу, приютились три двухэтажных дома в курортном стиле, к ним спускалась древняя каменная лестница.
— Ой, какая прелесть! — Лёка Ж. показала мне на фигурку Мадонны в голубом одеянии, установленную в стенной нише за стеклом. — Чем-то на меня похожа, правда?
Я сравнил Мадонну и Лёку Ж.
— Ну да, — согласился я. — Она тоже женщина.
— Мог бы и полюбезнее быть. — Лёка Ж. хмыкнула и переключилась на Алессандро. — Прега! — сказала она, разрешая ему двигаться дальше.
Понаблюдав за широкой спиной молодого итальянца, Лёка Ж. напела:
— Алессандро, Але-алессандро… — И громко спросила: — Алессандро, знаешь такую песню?
Тот обернулся. Судя по его недоумению, он, если и слышал такую песню, то в исполнении Лёки Ж. попросту не узнал.
— Ну, Леди Гога, глупый! — снисходительно объяснила Лёка Ж.
— Lady? — переспросил Алессандро. — Оh! Si, Lady Gaga.
На этом содержательная беседа закончилась. Мы прошли вдоль здания, свернули в арку посреди дома и оказались в еще одном дворике, уставленном кадками с невысокими пальмами. Двор был таким же идеально чистым, как предыдущий. У одной из стен бил небольшой фонтан из трех мраморных чаш.