Вспахав словесные поля —
Скажи, где знак твой пограничный?
И где она — твоя земля?
Старый бес
Это исстари так. От века
(Тут ты правде своей не лги!):
У хорошего человека
Тоже есть на земле враги.
Вот, казалось бы уж, откуда?
Не ловчил. Не позорил честь.
И не делал другому худа.
И старался вперёд не лезть.
Ненавидел притворство люто.
Не копался в чужой судьбе.
Но от этого вдруг кому-то
Становилось не по себе.
Почему? По какой примете?
Чем ты им не потрафил? А?
Просто тем, что ты жил на свете.
Просто тем, что не делал зла.
Просто тем, что работал много.
Просто тем, что ты шёл вперёд.
Но не там, где в пути полого,
А где удаль размах берёт.
Вот и всё. Это так от века.
Тут ты правде своей не лги.
У хорошего человека
Тоже есть на земле враги.
В норах прячутся. Их не видно.
Сохнет зависть, как старый бес.
… Мелколесью всегда обидно,
Если рядом густится лес.
Лжинка
Как часто люди лгут друг другу.
Стерпелись. Просто лгут. Без зла.
Но любит ложь ходить по кругу,
И оттого она кругла.
Обкатан чёрный колобочек.
Его попробуй ухвати.
Он между душ. Он между строчек.
Он знает всякие пути.
Ему что горка, что ложбинка —
Любые тропки хороши...
О, эта маленькая лжинка.
О, эта оспинка души.
Прямота
Люблю двужильных. Не люблю двудонных.
Двуличных не люблю. И двухэтажных.
Я больше всё за тех — за непоклонных.
Я больше всё за тех — за непродажных.
Они бывают истинно прямыми.
Стой на своём — они тебе помогут.
Они бывают жёсткими и злыми
И только подлецами быть не могут.
Они себя не прячут в недомолвках.
Расчётливость не жжёт их чёрной ночью.
Они не выгибаются в уловках.
Не ходят на поклоны к многоточью.
Не пятятся в молчанье оробелом.
Для них сказать неправду — это жутко.
И между словом их и между делом
Пустого не бывает промежутка.
Без гордой фальши и без позитуры,
Крутые, как вершины на отрогах,
Они хранят достоинство натуры
На трудных
человеческих
дорогах.
Слово о равнодушных
Мне равнодушный страшен, как чума.
Боюсь безгрешных. Гладеньких. Скользящих.
Молчащих. И всегда ненастоящих.
Не смейте их пускать в свои дома.
Им всё равно, какой сегодня век.
Какие там на Марсе Аэлиты.
Они живут, не поднимая век.
Глухие, как кладбищенские плиты.
Всё мимо них. И радость. И беда.
И зимний день. И с вешнею пыльцою.
У них в глазах стоячая вода
С холодною голубенькой гнильцою.
Такие ходят молча. Не спеша.
Апостолы, с улыбочкой немою.
А там, где помещается душа,
У них дыра, наполненная тьмою.
Свет не пробьётся. Луч не зазвенит.
Всё там темно. И всё невозмутимо.
И тычутся тычинки о гранит.
И всё живое пролетает мимо.
О, я встречал их даже на войне.
Бездушных этих. Равнодушных этих.
Цветы и камни корчились в огне,
Земля кричала о погибших детях.
А этих — грела теплая нора,
И никогда им не бывало больно.
...Когда нам запрещали доктора -
Мы уходили в роты добровольно.
Без почестей. Без выгод. Без похвал.
Иной судьбы тогда мы не просили.
Спроси меня: зачем я воевал?
Да разве я бы прожил без России!
А эти — жили. И сейчас живут.
И всё живое серой краской метят.
И глупого глупцом не назовут.
И умного как будто не заметят.
А рядом замерзает человек.
Уже его метели отпевают.
— Откройте дверь!—
Но дверь не открывают.
Здесь путника не пустят на ночлег.
А ты, поэт, певец своей норы,
На мир глядящий из глухих отдушин,
Играющий в кубы или в шары,
Ты в сущности-то к людям равнодушен.
Я всех вас знаю. Каждый мне знаком.
Всё для себя. Всё к своему порогу.
А вы хоть раз ходили босиком,
Чтоб кожею почувствовать дорогу?!
А вы кого любили? Кто ваш враг?
Какой вы предпочтёте род оружия?
Вы — кто предаст любой на свете флаг,
Прикрывшись серым флагом равнодушия.
Молва
То погремушкой громкой брякая,
То с волчьей завистью в ладу,
Про нас молва ходила всякая.
И до сих пор ещё в ходу.
Она спешит, молва спесивая,
Заворожить, наворожить.
Уж ты не слишком ли красивая,
И как с тобой, с красивой, жить?