И кто кого из нас достойнее?
И чьи блистательней права?
И ранит, ранит всё разбойнее
Та — черногубая — молва.
И что ей точности? Неточности?
Ползёт сквозь сорную траву.
И лишь любовь — запасом прочности -
Сбивает
начисто
молву.
Час
Мы часто произносим:
- Битый час!
А почему он битый? Кем он битый?
А может, он не битый? А убитый?
Ушёл от нас — не совершив для нас?
А может, всё не так на этот раз?
В полярной тьме, сквозь ветер ледовитый,
В беду и в снег почти по грудь зарытый,
Быть может, он людей от смерти спас?
И это был порыв. А не приказ.
Добру открытый, радостям открытый,
Быть может, он строитель знаменитый
И на лесах эпохи — верхолаз?
И время про него ведёт рассказ?
Вот кто такой он, этот самый час!
Клевета
Она ползёт, она шипит змеино.
Метёт углы шершавым языком.
И тянется по следу длинно-длинно.
И к дому подбирается тайком.
И по дорожке заспанной, полночной,
Когда стоят все двери под крючком,
Она крадётся к скважине замочной
И оловянным пялится зрачком.
Потом идёт по городу судачить.
Живых и мёртвых исподволь бранить.
Ей надо всё вокруг переиначить.
Пересобачить. И перечернить.
Ей надо сделать сильного бессильным.
Людскую радость завистью скосить.
И в мелкозубой ярости крысиной
Слушком поганым душу укусить.
И спрятаться. И в тайнике безвестном
Скрипеть пером, ползучим и тупым.
Ей надо сделать честного бесчестным.
Мечту бескрылой. Зрячего слепым.
О, дай мне, время, зрение такое,
Чтоб за сто вёрст найти наверняка
Стреляющего подлою строкою,
Укрытого в норе клеветника.
Он стоит слёз, он столько стоит крови,
Что я - в людскую веря доброту -
Без лишних слов, без долгих предисловий
Рубил бы
языки
за клевету!
Пустяк
Одно горе — не горе.
Одна слеза — не туман.
И речка — ещё не море.
И море — не океан.
Я это к тому всё вспомнил,
Что часто и мы с тобой
Удары домашних молний
Привыкли считать судьбой.
То в глаз занесёт песчинку,
То вдруг перейдёшь черту,
И небо уже с овчинку.
И сердцу невмоготу.
И всё уже на пределе.
Не по себе. Не так.
А в сущности, в самом деле,—
Ведь это хитрит пустяк.
И радуется безмерно
3ловредненький пустячок.
И где-то в углу, наверно,
Хихикает в кулачок.
И оба поймем мы вскоре,
Что всё это был обман,
Что горе — еще не горе,
И речка — еще не море.
И море — не океан.
Простак
Он был до святости простым.
А может, просто простоватым?
Но кто-то звал его святым,
За правду на кресте распятым.
Ах, до чего же был он прост!
Ну просто пареная репа.
И всем под масть. И всем под рост.
И сам в сторонке, благолепа.
Голубоглаз. Сутул слегка.
Похож на веточку в стакане.
И мы жалели простака:
— Не троньте сирых, россияне!
А он ловил сердца, хитрец.
Премного нами был доволен.
И по ступенькам тех сердец
Взбирался выше колоколен.
Заповедь
Не отступай, но уступай!
Найди в себе такую силу.
Найди в себе такую жилу
И в ней терпенье откопай.
Не начинай неправый спор.
Не трать себя в ненужной ссоре.
А то ты лучше под топор,
Чем правому уступишь в споре.
Ты очень твёрд. И этим горд.
Ты даже гордо поднял плечи.
Но чем ты горд? Что ты был твёрд,
Когда ты истину калечил?!
Быть прокурором не спеши.
И не рядись под ясновидца.
На улицах чужой души
Всегда опасно заблудиться.
Нуль
Не презирай нули — они велики.
Они почти как небо. Как земля.
Они блистанье молний, а не блики.
И всё пошло, всё началось с нуля.
А удлинённый нуль земного шара?
А форма хлебных зёрен? Форма пуль?
А этот — в зыбких высверках пожара —
Такой хмельной, такой багровый нуль?
А лунный диск на синеватом склоне?
А скифские курганы вдоль полей?
А то, что в каждом первом миллионе
Стоят, как исполины, шесть нулей?
Когда тебе нули являют лики,
То что-то умножая, то деля,
Не презирай нули. Они велики.
Они почти как небо. Как земля.