С обещанным Керенским контролем над правящей «буржуазией» ситуация была сложнее. Лидеры Петроградского Совета привыкли говорить, а не контролировать. Керенский, «не спавший несколько ночей, затративший нечеловеческое количество нервной энергии… ослаб до тривиальной истерики, жаловался, что против него все интригуют». В действительности эти истерики постоянно увлекали рядовых представителей Совета. (Позднее нечто подобное произойдет с Л. Д. Троцким.) Руководителям Совета оставалось только разводить руками.
Симбиоз правительства и Совета был невымученным и противоестественным. Но лидеры последнего не заметили, что попали в своеобразную политическую ловушку. Утопии и иллюзии – а именно они правили бал в первые дни революции – словно выключили политический разум. И тогда событиями все основательнее стал управлять социальный инстинкт.
Приказ отнюдь не был продуктом социалистического теоретизирования, напротив, он был навязан недоумевающим лидерам Совета эмоциями солдатской массы. Н. Н. Суханов застал в посещении Совета 1 марта следующую картину:
…За письменным столом сидел Н. Д. Соколов… его со всех сторон облепили сидевшие, стоявшие и наваливавшиеся на стол солдаты и не то диктовали, не то подсказывали Соколову то, что он писал… Никакого порядка и никакого обсуждения не было, говорили все – все, совершенно поглощенные работой, формируя свое коллективное мнение безо всяких голосований…
Такова история этого документа, завоевавшего себе такую громкую славу… Вызван он был общими условиями революции…
Приказ этот был в полном смысле продуктом народного творчества, а ни в коем случае не злонамеренным измышлением отдельного лица или даже руководящей группы… Буржуазная пресса, вскоре сделавшая этот приказ поводом для бешеной травли Совета, почему-то приписывала авторство его Стеклову, который неоднократно открещивался от него… Соколов… явился лишь техническим исполнителем предначертаний самих масс… Со стороны пленума Совета это был едва ли не единственный акт самостоятельного политического творчества за всю революцию…
Из тогдашних благих намерений выросло нечто противоестественное для профессиональной армейской среды. «Военная психология показывает, что трусость легко воспринимает либеральное, оппозиционное и пацифистское резонерство, заражающее массы… – отмечал психиатр Н. В. Краинский. – Армия должна принять войну, как факт. Она должна удовлетворяться своими лозунгами и слепо подчиняться дисциплине…» Попросту говоря, нельзя допускать, чтобы внутри этого «орудия империи» пробудился человек с его разнородными житейскими устремлениями. Однако Приказ № 1 объективно оказался направлен именно на это.
Все необычное возбуждает подозрения. Неудивительно, что мнительный В. В. Розанов заявил, что Приказ № 1 был заготовлен в Берлине, где хорошо изучили русскую литературу, наполненную пренебрежением к офицеру как к «дураку, фанфарону, трусу». Говорили также, что этот документ был «в огромном количестве экземпляров доставлен через Швецию из Германии в распоряжение Совета солдатских и рабочих депутатов и последними распространен среди армии и населения»[32]. И этот конспирологический бред произвел отклики в умах последующих поколений.
В отличие от столиц в провинции складывалось совсем иное идейно-политическое соотношение между буржуазными органами и Советами. В Москве 1 марта был образован Комитет общественных организаций из 150 представителей, на котором председательствовал известный деятель кооперации С. Н. Прокопович. Ситуация оставалась неопределенной. Рабочим, как и в Петрограде, пришлось прорываться через кордоны полиции и солдат. Толпы вели себя неуверенно. Особой революционной решимости не замечалось и у руководителей.
У нас все плохо, полный хаос, ни одного сильного человека, – писала известная благотворительница М. К. Морозова кадету Е. Н. Трубецкому. – …Челноков, Грузинов и К° (тогдашние московские либеральные лидеры. – В. Б.) замучены и потеряли голову. Надеюсь, что новое правительство даст твердые директивы – иначе, боюсь… И хорошо, и страшно…
6 марта философ отвечал ей:
О тревогах и опасениях пока молчу, но скажу тебе по совести, что они – глубоко мучительны. Есть хорошее, но есть и ад. Который ад лучше: республика чертей или самодержавие сатаны – решить трудно… Дай Бог, чтобы «республикой чертей» российская демократия не стала… Но в республиканский рай могут верить только малолетние…
32