Страстная амазонка
© Перевод, составление и художественное оформление МП «КШК САДПР». 1993
Н. Гибсон
ТАЙНА ДЕСЯТИ ПИСЕМ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СМЕРТЕЛЬНАЯ БОРЬБА РАЗВЕДОК
«…Сказать, что Мэг была красива, значит ровным счетом ничего не сказать. Она была прекрасна, очаровательна, бесподобна, сказочно обворожительна, и все равно этих слов не хватит для того, чтобы передать все те чувства, которые возникают при взгляде на Мэг.
Родись она два столетия тому назад, она могла бы быть царицей королей или королевой императоров, а в древние времена — великой греческой или римской куртизанкой, и войти в историю наравне с Клеопатрой или Мессилиной.
А сейчас она — развратница! Да, самая обыкновенная, похотливая кобыла, извращенная нравственно и физически. И, глядя на ее великолепную красоту, я чувствую, как во мне закипает кровь, возбуждается неистовая похоть и одновременно бешенство и жажда убийства.
И я ее убью! Убью, потому что это противоестественно — ангельская красота снаружи и бесстыдство внутри. Какой кошмар! Какая мука знать все и не сметь сказать никому ни слова…
Запираться на ключ, чтобы написать эти строчки!.. А не писать я не могу. Надо хоть как-то облегчить душу, хоть чем-то сгладить боль разбитого счастья и жизни. Да, жизни, потому что для меня все уже кончено.
Ах, эти письма! Эти ненавистные письма! Я буду проклинать тот час и ту минуту, когда они попались мне на глаза!.. Ведь это же моя жена! Ведь я взял в жены это исчадие ада, источник похоти и разврата, но я люблю ее, несмотря ни на что, и поэтому она должна умереть. Да простит меня Бог!.. Должна, должна!..»
— И это все, что вы нашли? — спросил инспектор Ридер у одного из агентов, делавшего обыск в комнате убитой Мэг Ричардсон.
Агент кивнул головой.
— Где это было? — снова спросил инспектор, разглядывая пачку писем, аккуратно перевязанную сиреневой шелковой лентой.
— В руках у убитой, — быстро ответил агент.—
Доктор утверждает, что они были вложены ей в руку уже после смерти.
Ридер задумался, машинально вертя в руках письма.
— Очевидно, в них таится разгадка этого странного убийства, — тихо проговорил инспектор, развязывая сиреневую ленту.
Он присел у письменного стола, стоявшего в углу комнаты, и пересчитал письма. Их было десять. Все они были написаны одной и той же рукой и все были адресованы одному и тому же лицу — Кэтти Макферсон из Нью-Джерси.
Ридер уселся поудобнее, приказал агенту стать у двери и никого не впускать в комнату. Минуту помедлив, он углубился в чтение.
Беривилль, 10 февраля 1959 г.
Здравствуй, моя маленькая Кэт!
Вот уже почти месяц, как я нахожусь в этом скучном, тоскливом Беривилле в пансионе у миссис Хатчинс. Ты не можешь представить, какая здесь скука. Как мне не хватает тебя и нашей веселой компании. И ни одного мальчишки! Нечто похожее на монастырь со всеми его ужасными строгостями и тягостными нравами. А здесь такой сад и столько укромных уголков…
Помнишь наши прогулки загород, в лес? Как было весело! Как Боб и Джон учили нас танцевать рок-н-ролл на траве! И получалось. Ей богу, получалось неплохо. Правда, я стеснялась раздеваться… Но потом Джон уговорил тебя, и ты осталась в одних только трусиках, в абсолютно прозрачных нейлоновых трусиках. Помнится, мне стало завидно, Да еще как! Я позавидовала твоей смелости, твоему легкому непринужденному поведению. Я смотрела на тебя и думала: почему бы и мне не раздеться? Почему я такая трусиха?
У тебя очень красивые, стройные ноги. И к тому же ты выглядишь уже совсем взрослой, эдакой элегантной салонной девицей. А я в свои 16 лет… У меня едва только наметилась грудь, и Боб, чтобы подразнить меня, сказал, что там не за что и подержаться. А ты — красавица! Я просто умирала от обиды, когда Боб и Джон увивались вокруг тебя и все старались дотронуться до тебя, пощупать тебя где только можно… Не понимаю, почему ты такая грудастая. Ты же только на год старше меня.
Знаешь, что я заметила тогда? Не сердись, Кэт, но я скажу тебе правду. Джон схватил тебя за грудь и стал ее мять (другого слова найти не могу!), и ты покраснела от удовольствия. Да, да! Ты совсем раскисла, закрыла глаза и подставила ему губы для поцелуя. Что? Неправда? Ведь было же так!
Ну, ладно, уж очень я разоткровенничалась. Воспоминания, ничего не поделаешь. Мы же подруги, и пообещали говорить друг другу только правду. Надеюсь, и ты будешь со мной всегда такой же откровенной.