— Хочу тебя!
— Но я замужем. Мой муж внизу, за одним столом с твоим Флорисом де Кумайо.
Ее шепот выдал страх и внезапно проснувшуюся страсть. В нем не было гнева, не было желания уйти отсюда. Артуро понял, что Виктория колеблется. Надо дать ей право самой решать все и за все отвечать перед собственной совестью,
— Я могу вручить тебе деньги, и ты уйдешь к своему муженьку, — сказал он сухо, садясь в кресло. — Но не забывай, что рано или поздно ты вернешься к нам в Каракас. А там уже хозяином буду я! Мы с твоим дедушкой — пайщики одной компании. Мы оба во власти сеньора Флориса де Кумайо. Если ты сейчас обидишь меня… — Он протянул к Виктории руку, усадил ее в кресло напротив себя, и, сжав ладонями ее красиво обрамленное темными волосами лицо, сказал: — Если ты забудешь, что в пятнадцать лет ты отдалась мне и стала женщиной, забудешь, что я был твоим первым мужчиной — считай, что твоему мужу будет очень трудно работать с нами.
Она испугалась его раздраженного тона.
— Хорошо… но нас могут хватиться…
— Плевать мне!
— И потом, ты требуешь, чтобы я за деньги… за деньги моего дедушки…
Все это были слова. Артуро понял, что она сдалась и только ищет благопристойного повода, как бы капитулировать, сохранив свое достоинство. Тогда он решил разыграть из себя обиженного. Решительно поднявшись, он достал из шкафа кейс, поманипулировал с наборным устройством, открыл крышку и вынул оттуда конверт. Небрежным жестом бросил его на стол.
Зеленые банкноты веером рассыпались по темно-бордовой политуре столешницы.
— Бери! И можешь идти к своему благоверному! — с чувством хорошо разыгранного оскорбления промолвил Артуро. Он знал силу больших денег и знал, как они действовали на женщин.
Тогда Виктория встала с кресла, положила ему на плечи руки, ее темные глаза сузились, и в них блеснула едва сдерживаемая страсть:
— Он мне еще не муж. Моим первым мужем был ты, Артуро! Потуши свет!
Он встрепенулся. На его лице заиграла похотливая улыбка.
— Свет мы тушить не будем.
— Но я же прошу!..
— Я десять лет не видел твоего тела, Виктория, — зашептал он дрожащим голосом. — И если действительно был когда-то твоим первым мужем, тогда… извини меня… тогда я буду делать с тобой все, что хочу.
Он наклонился, взял обеими руками подол ее розового платья и стал медленно поднимать его вверх. У Виктории были смуглые длинные ноги, сразу же опьянившие Артуро. Ее узкие кружевные трусики оказались до уровне его глаз, сквозь них едва заметно проступали контуры лобка, зовущие и алчущие, полные таинства, сладкого томления, вседозволенности и запрета.
— Не рви платье! — попросила Виктория. — Я сама сниму.
Оставшись в одних трусиках, она подняла руки и сразу стала как бы выше, стройнее, Грудки у нее были упругие, девичьи, живот втянут, бедра широкие и округлые.
Артуро знал много женщин. Но такой красавицы не видывал никогда. На его давнюю каракасскую подружку она была мало похожа. С той было просто и легко, тогда он чувствовал себя повелителем. Здесь он вдруг испытал робость. Спросил ее:
— Как ты хочешь?
— Без слов.
Надо было показать свою силу, напомнить Виктории, как у них тогда все начиналось: у самого моря, на горячем песке, среди кустов агавы, под призрачным светом луны. А тут она стояла перед ним с поднятыми руками и как бы казнила его за недозволенную дерзость.
Потом ей стало вроде жаль его. Она сама сняла трусики и упала навзничь на кровать.
— Так что же ты, Артуро? Где твоя креольская страсть?
— Не смотри на меня!
— Испугался?
— Да.
Он лег на бок, стал гладить ее живот, ниже живота, его пальцы дошли до горячих срамных губ и углубились в их влажный огонь. И вдруг его обдало жаром. Это не был жар половой страсти, а скорее вспыхнувшая в нем ярость за свое бессилие перед этой красавицей, перед ее точеным, матово-смуглым телом, перед ее пылающим женским треугольником.
Руки у Артуро были крепкие, и ему хватило сил сорвать Викторию с кровати. Он перевернул ее на живот, спустив ее ноги на пол, раздвинул ей ягодицы и, навалившись на нее всем телом, как-то стремительно, грубо вошел в нее своей горячей плотью. Виктория не успела вскрикнуть, не успела запротестовать, как он начал быстро совокупляться с ней.
— Не хочу так!.. Не смей… — стонала Виктория, ощущая не столько страсть, сколько жгучий пронизывающий стыд.
Но в нем уже проснулся зверь. Сладострастно и дерзко он терзал ее, как бы стараясь отомстить за ее красоту и за свою минутную растерянность. Не удовлетворившись в одной позе, тяжело перевернул ее на спину, закинул себе на плечи ее ноги и снова вонзился в нее со всей своей яростью. Видимо, достал до матки, ибо ей сделалось нестерпимо больно. Она схватила его за волосы, попыталась оттолкнуть от себя.