— Ну, так что? — спросил меня шеф. — Есть над чем поразмыслить?
— Не знаю… Обвинения в недозволенном бизнесе меня смущают меньше всего, — сказал я. — А в общем — обычная жэковская грязь! На душе у меня вдруг стало прескверно. Порвать бы все это в клочья! И чего людям неймется? Мертвая похоронена, живой продолжает жить. Какое кому дело до его женитьбы? Ну, сложилось так у человека. При чем здесь убийство? Смерть и ее причины документально подтверждены врачом. Никакого заключения о возможном насилии или злодеянии он не сделал. И вот, на тебе, нашлись доброхоты.
Узнав в справочном номер телефона Гаверы, я позвонил ему и попросил зайти ко мне. Все, что он сообщил, мне уже было известно из письма.
— Да, я собираюсь вторично жениться, Моя жена Лидия Антоновна умерла несколько месяцев назад. Я понимаю, что годичный, так сказать, ритуальный срок траура не выдержан. Но жить в одиночестве я просто не могу. Если за это привлекают к уголовной ответственности, — судите! Я так измучился, что порой мне кажется: лучше отправиться в тюремную камеру, чем каждый день возвращаться в собственный дом.
— Итак, вы полностью отрицаете свою причастность к смерти вашей супруги? — Я смотрел на него сочувственно, будто желая подсказать нужные слова.
— Не полностью, — выдавил он из себя и сразу же прикусил губу.
— Что вы хотите этим сказать, Леонид Карпович? — странный холодок прокрался мне в душу.
— Видите ли, Андрей Аверьянович, наша жизнь с Лидией Антоновной давно не имела ничего общего с супружеством. Она превратилась в ад. Особенно в последние месяцы. И я бы покривил душой, если бы сказал, что продолжал любить ее по-прежнему.
— Но, надеюсь, вы не собирались умерщвлять её?
— Она сама укорачивала себе жизнь.
— Не ревностью ли?
— Да.
— Наверное, вы давали ей повод?
— Видимо, да. В последнее время я не жил дома. Но все домашние обязанности выполнял исправно: приносил продукты, готовил, убирал…
Странно устроен человек. Коль не дома живешь, то к чему говорить о домашних обязанностях? Конечно, жена могла ревновать. Но давать повод для ревности не значит целенаправленно сводить в могилу.
— В письме говорится, что ваша знакомая… извините, возможно, ваша будущая жена, занимается «незаконным бизнесом». Никаких фактов не приводится, но…
— Именно «но»! — воскликнул возмущенно Гавера. — Я могу говорить «но» по каждому пункту пасквиля! Да, Виктория Сергеевна — женщина сложной судьбы. Ее отец в свое время как коммунист-подпольщик выехал с семьей из Венесуэлы, прожил в нашей стране до самой смерти. Человек, насколько я знаю, безукоризненной честности, А то, что у Виктории остались в Венесуэле родственники, к тому же, насколько мне известно, довольно состоятельные, — так за это, простите, теперь не судят.
— Короче, вы полностью ей доверяете?
— Ну… — замялся Гавера, — в пределах того, что я знаю.
— Хорошо, а как насчет «племянника-хулигана»? Действительно его, так сказать, развязные подруги отравляли жизнь покойной?
— Что вы! Скромнейший парень, студент. На курсе числится среди лучших. Начал даже печататься в научном сборнике. Да и не так часто он у нас бывал. Живет в общежитии.
— Но вы собираетесь жениться на «молодой красавице», как говорится в письме?
— Считайте это моим личным делом, — хмуро ответил Гавера. — Хотя, вообще-то, должен вам сказать, история со смертью моей жены мне самому представляется несколько странной. Умерла она, конечно, как обычно умирают все люди, — после длительной болезни, после всяких наших невзгод и раздоров. И все же это подметное письмо — он кивнул на стол, где лежала анонимка, заставляет меня думать плохо о некоторых моих соседях. Вы к ним приглядитесь. Хорошенько приглядитесь!