Их безмятежность была нарушена вызовом к следователю.
Встреча с ним заставила Гаверу насторожиться. Сперва он решил не тревожить Викторию. Однако она что-то, видимо, почуяла. И почуяла неспроста. Ее удивила холодность Леонида. Не помогли ни ее экстравагантные позы у кухонного стола, ни даже ее дерзкое требование: «Хочу тебя здесь же, на полу!»
— Давай поговорим, Виканька, — попробовал он угомонить свою страстную подругу.
— Может, после того, как…
— Нет, есть дело. Очень серьезное.
Виктория сразу же села у кухонного столика, подперла подбородок кулачком. Он залюбовался ее смуглым, с большими черными бровями личиком. Как бы это ей сказать правду? Она же у него чувствительная, нежная, станет паниковать. Ее всегда радовали его успехи в геологоуправлении, часами могла рассказывать подругам о своем «гениальном» Гаверчике. Была немного хвастлива, так что же? Хвасталась его успехами, его открытиями.
— Ну, что тебя волнует, милый? — спросила Гаверу и, потянувшись рукой к нему через стол, нежно потеребила его редкие волосы.
Он сказал ей о вызове в милицию. Точнее — к следователю прокуратуры. Пришло гнусное письмо. Разумеется, анонимное. Там наплели такого, что с ума сойдешь. Какие-то идиоты утверждают, что он, Гавера, угробил свою жену. Но все это, разумеется, чушь собачья! Доказать никто ничего не сможет. Просто зависть! Мещанская мерзость! Лидия Антоновна умерла естественной… то есть, обычной смертью. У нее было больное сердце, есть диагноз, заключение судебно-медицинской экспертизы. Да, он не жил с ней и этим причинял ей страдания. Вокруг каждый день распадаются семьи, мужья бросают своих жен, жены — мужей, и никто никого не обвиняет в смертных грехах.
— А тебя могут обвинить, — вдруг с горечью произнесла Виктория и, будто почувствовав сквозняк, плотнее закуталась в красный махровый халат.
— Это в чем же? — спросил с недоумением Гавера,
— В том, о чем написали те идиоты, — сказала спокойно Виктория. — Я же тебя просила: не ходи к ней, не терзай ее больную душу, порви все сразу, и она бы успокоилась. Но ты, добренький, мягкий все боялся, никак не мог решиться на последний шаг.
— Не понимаю, в чем же моя вина?
— В том, что ты полюбил страстную, глупую, взбалмошную женщину. А наше бабье вокруг считает, что ради такой женщины, как я, мужик способен на любую глупость. Даже на преступление.
В ее взгляде блеснула хитринка. Хотела, видно, успокоить Гаверу. Подсев к нему на колено, засунула ему руку за пояс, нащупала его мужскую плоть. Там был полный ноль. Она стала постепенно, но настойчиво возбуждать Гаверу. При этом приговаривая томным голосом: все будет хорошо, все будет отлично, все обернется для них большим счастьем! Главное, что они вместе! И что он крепкий мужик, первоклассный ученый, изобретатель… Теперь надо только побыстрее оформить брак, и перед ними откроются широкие дороги. Его, Гаверу, ждет мировая слава, у них будет свой дом в Каракасе…
— Что ты несешь? — вспыхнул Гавера. — Бросать Украину я не собираюсь.
— Зачем же бросать? — удивленно спросила Виктория. — Деловые люди запада имеют дома по всему миру. Офис в Киеве, офис в Венесуэле, офис в Нью-Йорке…
— А в Гималаях не хочешь? — вспылил Гавера.
— Над Гималаями мы будем летать на собственном самолете.
— Чушь!
— Почему же? — Виктория как бы попыталась что-то вспомнить, лицо ее подернулось дымкой романтической грусти: — Ты мне читал одного вашего великого писателя, украинского, из тех, старых, забытых, в свое время запрещенных. Произведение с удивительным названием — «Солнечная машина»…
— Винниченко… Да, читал. Ну и что?
— Помнишь, как германская принцесса Луиза… я хорошо запомнила имя: Луиза!.. как она говорила своему возлюбленному, что они построят себе воздушную виллу и будут летать над планетой, будут останавливаться в самых роскошных уголках земли, будут парить над Гималаями…