— Пивца или беленькой? — спросил, стараясь говорить непринужденно, Гавера. Где-то в его подсознании еще теплилась надежда на благополучный исход встречи.
Однако Барт решительно качнул головой. Можно» конечно, по маленькой, но сперва будет разговор. Официанту дали понять, чтобы не очень торопился.
Лицо Барта излучало здоровье, почти детский румянец вызывал воспоминания о крымских пляжах, о безмятежных днях отдыха, о смелых прогулках в горы по осыпающимся тропкам. Темно-серый костюм был безупречен. Только в движениях толстых пальцев чувствовалось напряжение, некая нервная торопливость.
— Так что ты там натворил, глубокоуважаемый ученый муж? — задал он вопрос напрямую, сверля Гаверу глазами.
— Хорошо, не темни, — сказал Гавера, почувствовав себя, как на судилище.
— Чего уж темнить, когда за спиной стоят мальчики в мундирах?.. Ну, ты даешь, старик! Втянуть меня в такое болото!
И он кратко пересказал содержание весьма неприятной беседы в кабинете следователя. Крепко сдрейфил он, чуть было штаны не намочил. Ведь ему прямо угрожали судебным разбирательством за контрабанду особо опасного ядовитого вещества под названием кураре. Слышал про такое?.. Ах да, сам же уважаемый Гавера и выканючил его для весьма непонятного дела. То есть, следователь, разумеется, начинает кое-что понимать, скоро доберется до сути и напомнит многоуважаемому господину Гавере, что с ядами шутить недозволенно!
— Я отдал его одному врачу… онкологу… — пробормотал невнятно Гавера.
— Но ты же говорил, что это для коммерческих целей, — с подозрением глянул на него Барт.
— Ты понимаешь, у Виктории… у жены… то есть, у моей невесты…
— У жены, не жены… Завираешься, старик! — мрачно бросил Барт. — Мог бы быть со мной и пооткровеннее. — Он помолчал минутку. — Ты со своими великими открытиями и со своими женами-невестами совершенно запутался… Да постой, не перебивай!.. Спорить с тобой я не собираюсь. А пришел сказать, что у тебя остался последний путь к спасению: прекратить дело! И как можно быстрее смотаться отсюда! Что ты, собственно, и намеревался сделать раньше, да как-то оно у тебя не вышло.
— Поверь, я ни в чем не виновен!.. Но обстоятельства…
— Пусть верит гражданин начальник, а мое дело предупредить тебя: спасайся, старик! — Лицо Барта приобрело зловещее выражение. — Не знаю, что натворила твоя прекрасная амазонка, — кажется, так ты ее когда-то называл, — но уверен, что всякие бл… кураре придуманы ею. Вот пусть и выкладывает!
— Что? — спросил испуганно Гавера.
— Доллары! Много долларов! Полагаю, тысяч десять… Если еще удастся…
— Ты с ума сошел!
— Целочку из себя не строй, а подумай, как улизнуть из-под удара.
Принесли выпивку, закуски, Барт разлил в рюмки водку, поднял свою.
— Итак, считай, что в моем лице явился Христос-спаситель. Дело, пожалуй, удастся замять, ну… хотя бы месяца на два. Доллары свое сделают… А за это время ты улизнешь в свое венесуэльское гнездышко. Пришлешь мне оттуда весточку. Я явлюсь к тебе. Моя фирма заключит с тобой договор. И мы еще хорошенько покутим!
— А если долларов нет? — осторожно спросил Гавера.
— Хочешь, чтобы я за тебя горел синим огнем? Нет. Тогда я иду к следователю и кладу ему на стол вот эти газетки. — Барт отвернул борт пиджака, из внутреннего кармана которого выглядывал краешек сложенной вчетверо газеты. — У меня их штук двадцать. Я слежу за всеми западными изданиями. Особенно за теми, в которых уже начали упоминать имя великого Гаверы! — Барт наклонился вперед, глаза его сузились. — И скажу я следователю: уважаемый, не кажется ли вам странным, что человек, который мечтает занять высокое положение в мире латиноамериканского бизнеса, увлекается ядом кураре? Не кажется ли вам, уважаемый, что некоторые конкурирующие между собой западные нефтяные фирмы давно хотели бы прихлопнуть его старую женушку» одеть на него вериги нового брака и эдак легонько переселить вместе с его изобретениями и технологиями на свой континент?.. Как ты полагаешь, старик: сия тирада убедит в чем-нибудь грозного следователя и всю его следовательскую рать?
— Итак, ты считаешь…
— Не я считаю, а жизнь.
Гавера задумался. Нарисованная Бартом картина поразила его своей циничной логичностью. Он вдруг подумал о том, что так оно, видимо, и есть. Ему самому следовало бы давно спуститься на грешную землю. Знал же, что его тянут в Каракас, тянут изо всех сил, буквально волокут за волосы. Он верил в чувства Виктории, однако не мог забыть и постоянных писем ее деда, и ее воспоминаний о роскошном бунгало… Боже! Значит, она могла?.. Нет, нет… Она добрая, нежная, страстная?..